Увидев мой телефон, Амель спросила: «Телефон?» Я дала ей посмотреть, и она начала набирать номер, а потом улизнула в укромный уголок, приказав мне молчать. Фарида расположилась в маленькой комнате, где по полу были разбросаны подушки. Вошел ее муж – высокий, красивый мужчина в тюрбане и с белой бородой. Вскоре Амель принесла обед: соленые лимоны и рис, приготовленные в говяжьем жиру. Мы ели из общей миски, каждому дали большую ложку. Отец Анвара достал сундучок с семейными фотографиями: я увидела всех родственников этой семьи, а также иностранцев, побывавших здесь в гостях.

Когда Фарида и Амель вышли из комнаты, он спросил, замужем ли я, а потом сказал:

– Ты должна выйти за сиванца.

– Нет, я лучше за американца, – ответила я.

– Нет. Уезжай из Америки. Буш плохой.

– Но, кроме Буша, в Америке много хороших мужчин.

– Я поговорю с соседкой, и она найдет тебе мужа. – Поразмыслив немного, он добавил: – Нет, выйдешь за меня.

– Но вы же уже женаты, – напомнила я.

Его это не смутило.

– Я могу взять еще одну жену.

Я закончила этот разговор, надеясь, что он шутит.

Трое детей Фариды вернулись из школы, а потом пришла женщина по имени Мабрука, чтобы помочь печь хлеб. Амель устроила мне экскурсию по дому, и мы забрались на крышу. Там сушились куски жирного мяса, тут же висели белье и кипы сена. Амель весь день клянчила у меня телефон. Я чувствовала, назревает скандал: что бы она ни скрывала, я стала сообщницей. Я торопила ее, когда она разговаривала. По пути вниз я поскользнулась на резинке своих широких брюк и скатилась по лестнице носом вниз. Приземлилась на грудь и колено, которое болело так, что я не могла встать. К счастью, все кости были целы. Отделалась огромным синяком, ссадиной и порванными штанами. Малыши пытались утешить меня, поглаживая по коленке. Было так больно!

С древних времен Египет знали как «землю, где едят много хлеба». Мабрука и Фарида пригласили меня посидеть с ними, пока пекли хлеб. Фарида подбрасывала в огонь глиняной печи сухие пальмовые ветки, а Мабрука кидала в печь кругляши теста, смотрела, как они раздуваются до размера подушки, переворачивала и доставала. Все это происходило очень быстро, и совсем скоро восемьдесят лепешек были готовы.

Амель потребовала научить ее танцевать и поразилась, увидев, как части моего тела умеют двигаться отдельно друг от друга. Она уже умела двигать головой из стороны в сторону, водрузив на макушку поднос с лепешками, а я показала ей, как делать круговые движения головой, подключать плечи, грудь, руки и запястья. Я пообещала принести компьютер, чтобы танцевать под музыку, но потом засомневалась: не хотелось мне, чтобы он становился игрушкой в шаловливых ручках маленькой девочки. Амель сунула руку мне под свитер, схватила за бретельку лифчика и попросила подарить ей его. Я отказалась, и она начала упрашивать, чтобы я подарила ей другой. Родные Анвара настаивали, чтобы я переночевала в доме, но мне было неуютно. Мне очень хотелось пожить в семье, но интуиция подсказывала, что из-за возможного скандала со звонками Амель, перспективы лишиться лифчика и выслушивать проповеди доброго старичка – главы семьи о замужестве делать этого не стоит. В конце концов я решила, что, если останусь в отеле, у меня будет больше возможностей свободно общаться с людьми из разных социальных сфер. Так я и осталась в своем маленьком номере на несколько недель.

«Нет, Дороти, это не Канзас; нет, Тамалин, ты не в Индонезии», – думала я, лежа на кровати и размышляя над современным вариантом Страны Оз. Я чувствовала себя дурой, ошибочно приняв Мо за второго Арифа и решив, что всем на свете непременно захочется попасть в мою книгу. Мне стоило большого труда заставить себя вылезти из-под одеяла. Я научилась одной хитрости – она называлась «сиванское электроодеяло». Надо было наполнить пластиковые бутылки горячей водой и забраться под одеяло с кучей книг и фиников с шоколадной начинкой.

Мне почему-то казалось, что в мусульманском мире все непременно хотят, чтобы их поняли, жаждут развеять предрассудки и поделиться своей культурой. Случившееся в Сиве потрясло меня, заставило открыть глаза, и я осознала, что некоторым людям плевать на мою книгу и ее замысел. Но было слишком поздно. Если бы я знала, то вместо Сивы поехала бы в Тимбукту: у одной из моих учениц там маленький отель, и она приглашала меня пожить у нее. Но теперь время и финансы поджимали, и я не могла менять планы посреди путешествия.

Мое знакомство с Сивой прошло несколько фаз. Сперва я наивно думала, что это неиспорченный маленький оазис, и, раз здесь люди много молятся и говорят о молитве, сиванцы ничем не отличаются от жителей Банда-Ачех. Как глупо с моей стороны было думать, что двадцать процентов населения земного шара мыслят одинаково лишь потому, что верят: нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк Его. Это почти то же самое, что равнять канадцев и боливийцев, потому что у тех и других есть церковные колокола.

Потом пришел страх: я увидела, что люди в Сиве постоянно наблюдают друг за другом и обсуждают каждый поступок. Я боялась оступиться и обидеть кого-нибудь из местных жителей.

К сожалению, выяснилось, что обычаи в Сиве не соблюдаются уже много лет. Сиванская культура находится на грани исчезновения. Я могу лишь надеяться, что после выхода этой книги хоть кто-нибудь из сиванцев не станет молчать и оправдываться, и книга поможет принять решения, которые поспособствуют сохранению культурных традиций.

Одна из таких традиций, придерживаться которой всем пошло бы на пользу, – Ид аль-сиаха. В дословном переводе это означает «туристический фестиваль», однако к туристам праздник отношения не имеет. Это ежегодный день примирения, который вот уже двести лет отмечается у подножия горы Дакрур. Говорят, что фестиваль проводится в честь заключения мира между восточными и западными племенами. Ид аль-сиаха приходится на полнолуние в октябре или ноябре; точное число определяют в зависимости от даты окончания Рамадана и времени сбора урожая фиников. Основателем фестиваля считается суфийский мудрец, приказавший всем сиванцам пойти к горе, помириться и помолиться за наступление мира. В наше время праздник длится три дня; в нем участвуют мужчины, незамужние женщины и дети, которые ставят палатки или живут в специально построенных для этого случая пустых домах. Для роскошного пира забивают большое количество скота; люди устраивают игры, продают еду и ремесленные изделия, проводят религиозные церемонии. В конце праздника мужчины одеваются в белое, собираются вместе и несут флаги со строками из Корана под песнопения.

Во время фестиваля меня в Сиве не было, но как-то летом я присутствовала при еще одном интересном событии на горе Дакрур. Считается, что терапевтические процедуры с использованием песка очищают организм, смягчают боли от ревматизма и омолаживают кожу. Нас завернули в одеяла и зарыли в песок, где мы хорошенько пропотели. Затем нас, по-прежнему закутанных тяжелыми одеялами, отвели в палатки, где мы продолжали потеть, напоили очищающим супом и чаем и оставили отдыхать. Процедуры длились всего три дня. Песчаные ванны были одной из самых расслабляющих процедур, которые я когда-либо делала в жизни.