– Это государственный банк, – не соглашался Хамид. – Здесь не стали бы обманывать людей.

Затем он проводил меня на улицу, и я сразу поняла, что сейчас будет. Он стал расспрашивать о том случае с Мо и заявил, что я должна подать жалобу. Но я сказала:

– Это дело не для полиции. Мо прячется от меня, и этого достаточно. Я не буду ничего предпринимать, и вам не советую.

– Если все же захотите ему отплатить, дайте знать, – сказал Хамид. – Мо и раньше доставлял людям неприятности. Я с ним уже разбирался и буду рад сделать это снова.

Вскоре после этого Мо поведал одному моему хорошему другу свою историю нашей ужасной поездочки. Получить разрешение на туристическую поездку из Сивы в Бахарию мог каждый, но достать разрешение на обратный путь было намного сложнее. Мы заплатили за пропуска, но оформить их не удалось, и, поскольку, кроме меня, туристов не осталось, Мо решил, что сможет провести меня в Сиву «контрабандой» под грудой одеял. Если военные меня обнаружат, отделаемся небольшой взяткой. Машина принадлежала Камелю, который не желал участвовать в этой афере. Я ничего не знала об этом гениальном плане, а Мо не хотел привлекать лишнего внимания, потому что боялся полиции как огня. Поскольку он не знал, как со мной поступить, то решил просто запереть в квартире. Ему нужно было время для решения возникшей проблемы, и он просто не понимал, почему я не хочу делать все, как он говорит. Поверить не могу, что испугалась такого идиота!

Был еще один случай: Фарид, добрая душа, отдал мне свой велосипед на неопределенный срок. Вообще мне нравился ярко-розовый велосипед, который я брала напрокат в конце улицы, но ездил он так, будто попал под телегу. Фарид беспокоился о моей безопасности и настоял, чтобы я взяла его велосипед.

С самого приезда мне то и дело приходилось слышать, что в Сиве воровства нет, поэтому я и решила, что можно припарковывать велосипед Фарида у гостиницы. Однажды утром, собравшись покататься по городу, я заметила, что педаль отломана и нигде поблизости ее не видно. Похоже, кому-то понадобилась педаль, а денег на новую не хватило. К счастью, рядом с гостиницей оказалась веломастерская, и ремонт обошелся всего в доллар. На улице играла чудесная трехлетняя дочка владельца, он жестом приказал мне следовать за ней и «поснимать на камеру».

Я пошла за малышкой, отодвинув штору, больше похожую на покрывало, и земля под моими ногами вдруг окрасилась кровью. Ее мать резала утку. Я всю жизнь ела мясо и носила кожаную обувь, но никогда прежде не видела, как убивают животное. Пришлось сдерживать гримасу отвращения и подступающую к горлу тошноту. Девочка привела меня в крошечную комнатку с земляным полом. Вдоль стены лежали сложенные матрасы, а на полу играли ее брат с сестрой. Я поняла, что в этой жалкой каморке живет семья из пяти человек. В большинстве сиванских домов, где мне приходилось бывать, я видела много комнат. Пусть в них не всегда стояла мебель, а старые стены были окрашены лишь частично, свободные комнаты находились каждый раз. Я решила, что эти люди не из Сивы. Назира, мама девочки, вошла в запачканном кровью платье и принесла чай с домашним пирогом. Оказалось, они родом из маленького городка в египетской провинции.

Когда я рассказала Аби, владельцу местной лавки, о пропавшей педали, тот продолжил твердить свое:

– Никто ее не украл. Это просто невозможно.

– Ничего страшного, – ответила я. – Все равно ремонт обошелся дешево, а заодно я с замечательной семьей познакомилась.

Аби добавил:

– Наверное, большой полицейский взял велосипед покататься и сломал педаль.

Мне эта идея показалась странной, но я согласилась, что все возможно.

Когда я рассказала Фариду о происшедшем, он задумался на минутку, а потом ответил:

– Я видел, как полицейский разъезжал на моем велосипеде. Полиция думает, что ей все можно, и берет то, что ей не принадлежит. Я спросил его: «Откуда у тебя этот велосипед? Он же не твой». Но он ответил, что женщина из отеля разрешила ему покататься. Полицейский весил тонну, вот, наверное, и сломал.

Значит, Аби догадался, а может, просто видел, как тот катался, но не захотел мне говорить.

Очень занятными людьми, которых я встретила в Сиве, оказались иностранцы. Лишь человек с уникальным видением мира способен оставить комфорт Запада и поселиться в Сиве, не побоявшись сплетников и холодных зим. С Фредериком мне захотелось подружиться, как только я его увидела. Этому удивительному человеку, в несколько слоев закутанному в свитеры и шарфы, с толстыми, как бутылочные донышки, стеклами очков, было достаточно широко улыбнуться и отпустить саркастическую шуточку, как я тут же попалась на крючок. Во время своей «египетской жизни» он пережил много изменений: начал госслужащим в одном европейском правительстве, потом стал знаменитым художником, а в данный момент увлекся сельским хозяйством.

– В оазисе вся жизнь вращается вокруг личных отношений, – заметил Фредерик, – именно их люди постоянно обсуждают. Жить в Сиве – все равно что чистить лук. Хочется находиться между слоями, а не стать одним из слоев – так есть шанс не пропахнуть.

Я не поняла, что он имеет в виду, но на всякий случай запомнила.

– Видела, как местные мужчины танцуют? – спросил он.

Я как-то наблюдала этот танец у костра.

– Да, но хочу посмотреть еще.

Он сказал, что устраивает новогоднюю вечеринку, и добавил:

– Туристы нанимают местных, но на чае и бутербродах с огурчиком много не потанцуешь. Если хочешь увидеть, как они танцуют для себя, расслабившись, нужно много спиртного и гашиша. Я могу это устроить.

– И кто купит алкоголь? – неуверенно поинтересовалась я.

Я читала, что в стародавние времена финиковое вино и гашиш были неотъемлемой частью культуры, а рабочие устраивали настоящие пирушки. В оазисе спиртное не продавалось, но финиковое вино домашнего изготовления можно было легко достать. Фредерик сказал:

– Когда музыканты начинают играть, они мерзнут, а если есть что выпить, пьют как можно скорее с единственной целью – быстро опьянеть. Вот тогда начинаются настоящая музыка и танцы.

По традиции мужчинам дозволялось играть на музыкальных инструментах и танцевать только за городской чертой, в садах, вдали от женских ушей. Слабый пол в этот закрытый мужской круг не допускался ни при каких обстоятельствах. Чтобы я, женщина, стала свидетелем подобного зрелища, нужно было найти место за городской чертой, но в четырех стенах.

Фредерик спросил, не хочу ли я взглянуть на помещение, которое он приметил. Выехав из города, мы подобрали голосующего, и тот запрыгнул в кузов пикапа. Мы остановились в месте, где во время Второй мировой войны находилась тюрьма под итальянским командованием. Большинство зданий снесли и построили современный дом. В доме были просторная гостиная и традиционная комната с коврами и подушками, две угольные жаровни, свечи и подвесные светильники с лампочками под трепещущей тканью, которые выглядели как пламя, – в США такие продаются в магазинах подарков. Фредерик показал мне бывшую камеру пыток. Теперь в ней устроили погреб, и его держали запертым, «чтобы призраки не расшалились»…