Рыба не клевала. Влад сидел тихий, как ненастный день.

Из Пушкина, но в кассу (Нина).

Неужто подтянется, станет на высоту своих притязаний? (автор)

Вот так поиздеваешься и доиздеваешься (Нина).

Я глядел на Влада – он сейчас похож на одну из моих молодых фотографий.

Ага, с мутным взглядом. У Влада бывает, у тебя хронически (Нина).

Слушай, ты заткнешься или нет? дай им спокойно побыть вдвоем (автор).

Попадись мне эта Вика – ремнем бы выдрал (Юрий).

Так она тебе и попадется… фигушки (Нина).

Вот так бы и писал… попроще. А то выйогиваешься… наяды, блин (автор).

Отец ничего не поймал. Всё равно ему со мною маза. Они все какие-то без энергетики. Мать заряжается от Герасима, отец вот теперь от меня. Ладно, не жалко. Почему вокруг секса столько, блин, наворочено? Кролики вон плодятся, и без проблем. У нас иной раз такой улет… и расшибаешься на фиг.

Молдаванки с рынка стукнули Герасимовой жене – та приехала на майские и Герасима забрала, с собакою вместе. Была бы комната, а холявный жилец найдется. Не помню, как Юра ходил ко мне вброд с кедами через плечо, а помню, как шла с Павлом под руку летним вечером… только раз.

Черт возьми! Джульетта отдыхает (автор).

Кончай чертыхаться, полоумная тетка (Нина).

С Тёмкой я вижусь в институте – на Речной не хожу: там Вика. Когда тебя так кидают,

не путайте с «покидают» (автор),

то лучше любой другой человек, а с ней – запрещенная операция… компьютер выкидывает крест.

Ага, ставит крест (автор).

Один выхожу с дежурства, еду к Филевскому парку. Отец не спит – ждет меня.

Однажды я его не дождался. Его мобильник не отвечал (Юрий).

А что, я встретила Виктора. Он только спросил: живешь у предков? – Нет, на Речном. – Всё с этим? – Каким??? нет, с Тёмкой, с братом, вдвоем (Вика).

Сестричка, дрянь! хватило такой информации - выше крыши. Опять нечаянно, дура, подставила? или хотела снова запасть? разберусь – убью. Позвонил дядя Юра… я в тачку, и к институту. Еле успел – на красный свет – до больницы его довезти. После набрал ноль два и Витьку Анохина сдал. Так и сказал: Влада Майорова достает его одноклассник Виктор Анохин – с парнями. И про первый раз рассказал. Дал свой адрес и телефон… и дядиюрин тоже… и адрес больницы.

Владик! Господи, бледный какой… глаза совсем мутные… как у Юры. Ты слышишь? будешь жить у меня… я Герасима выгнала.

Брешешь, зараза! жена его увезла. Зря Бога гневишь… еще сын еле-еле (автор).

Сама ты брешешь! ремесло такое брехливое (Нина).

Поогрызаешься у меня! распишу как размажу (автор).

Будешь жить у кого захочешь! главное – будешь жить (Нина).

Вот так-то лучше (автор).

Открыл глаза – в глазах всё плывет. Сидит у постели, а кто – не догнал. Потом прояснилось, увидел…

мать? (автор)

не, эту. Сидит ревет. Пошевелил языком – язык как чужой. Она взяла мою руку и говорит: въехала… Витька не потому, что на меня запал… ему завидно с детсада… очень уж ты хорош. Руку отнять не могу, послать ее не могу. Радуюсь, что живу и что она пришла.

Сто пудов, гражданин следователь… из-за девушки. Я любил – он отбил. В школе? в школе все дерутся. Брат? а он видел? Девушка? разве скажет? Восемнадцать ей, сто пудов. Когда исполнилось? (мнется)

В мае, отморозок! Влад без сознанья лежал (Артём).

Да, я телец! Под знаком Венеры (Вика).

Ладно, Венера! проехали (Артём).

Я что, не нужен? (следователь)

Витьку судили и посадили – дружбанам чуть меньше дали срок. Отец приезжал из Переделкина,

два раза (Нина),

мать иногда приносит пожрать.

Нина поперхнулась

Кто-то опять у нее живет: звонил на мобильник – скажи, где компот.

Нина безмолвствует.

Вика в Испании с той же компанией: Злата и двое парней. Тёмка ботанит по-черному, но заезжает трижды в неделю – точняк. Мой день рожденья отпраздновали в палате.

Отдельной… (автор)

Пять человек пустили, только пить не велели. Мне двадцать один – совершеннолетье по всем мировым стандартам. На подоконнике хлеб, и птицы его клюют… больничный уют.

Я стал писать о том, что случилось с Владом. Втянулся – не смог уже ни о чем другом.

Заставь дурака Богу молиться – так он лоб расшибет (Нина).

На чтениях меня слушали сочувственно, давали больше времени, чем другим. Я говорил стихами о тяжком труде отцовства, о своем горе, о преступной молодежи, для которой нет ничего святого.

Дурак! ну что это был за брак… жизнь с идиотом (Нина).

В конце октября меня приняли в поэтический сборник бесплатно: сами не предложили, но отказать не посмели.

На дерьме сливки собирает (Нина).

Дальше пошло по инерции (Юрий).

Пустил корни (Нина).

Поздняя осень за окнами… учим Влада ходить – я и Вика. Сестренка моя насчет верности не въезжает, но только увидит Влада – сейчас пускает слезу. У Влада академический, будем на разных курсах. Витька придет из тюрьмы – я его сам убью.

Это нескоро… еще успеешь остыть (автор).

Некогда мне – сбиваюсь с ног: место Герасима занял его односельчанин Иван, постарше и построже. Может, я на молдаванок зря грешу – это он настучал? Бегаю перепелочкой, всё ему подаю на вытянутых руках. Забыла, не помню, как шла летним вечером с Павлом по улице Костякова.

Зато я помню (Влад).

На днях наступит две тыщи второй. Я до сих пор в больнице: задет позвоночник, хожу хромаю.

До свадьбы заживет (лечащий врач).

Тонкий намек на толстые обстоятельства (автор).

Всадил нож в спину, отморозок! так, ни за что! придушу (Артём).

Ну, зациклился (автор).

Тёма сделал мне здесь интернет – читаю, что пожелаю. Во Франции, чтоб получить гражданство, надо пролить за нее кровь в рядах иностранного легиона. Вике нужно, чтоб я пролил кровь за любовь. Твердит: не из-за меня он тебя, а сама думает: из-за кого же? Приехали предки Томилины, забрали Вику к себе. Приходит, водит меня по палате, гладит под больничной пижамой глубокий расползшийся шрам… я тащусь. Гонит пургу, как все на нее запали в группе. Может, и правда – телец, венерантный знак.

Поехал на Новый год в Переделкино – сказали: там будет весь литературный бомонд. Бомонда не было – были такие же всё как я, дорого заплатившие за скромный праздничный ужин.