Они помолчали. Оба легко представили эту сцену по своему опыту: горстка пеших, нацеливших пищали за легким тыном, сотни полторы вершников, уставивших пики. Напротив же тысячные массы, разноцветные и крикливые, приступающие не торопясь, уверенные в своей неисчисленной силе…

— Услышал бы такое Гомер! — вздохнул Новицкий.

— Может быть, кто-то другой услышит, — кинул в его сторону Георгиадис, но тут же посерьезнел: — Так ли, эдак ли, но в конце прошлого века в городке Георгиевске подписали уполномоченные двух государств трактат, по которому Российская империя обязалась покровительствовать Грузии, защищать ее от врагов внешних и внутренних. И тотчас же мы обнаружили себя стоящими против кавказских горцев. Лезгины джарские, белоканские давно привыкли видеть в грузинской земле удобное поле для разбоев. Налетали огромными толпами, увозили изделия ремесленные, серебро и медь с рудников, угоняли сотни рабов. Кого-то оставляли себе, большую часть везли в Анапу, где продавали туркам.

— Что же, грузины не могли себя защитить?

— Я же говорил вам, Сергей Александрович, кавказские горцы — страшная военная сила. Несколько тысяч лезгин — и ни один тамошний государь не решится встретиться с этим войском. Зато генерал Самойлов с двумя батальонами, эскадроном драгун и четырьмя орудиями рискнул. И уничтожил одну из разбойничьих шаек. Показал тем самым, что горцев можно и не бояться.

— Но тем самым поставил нас врагами тех же самых лезгин.

— Что же вы хотите? Мир наш устроен таким образом, что, желая стать друзьями одним, мы тут же делаемся врагами других. В нашей власти лишь выбор, за кого стать и кому же противиться. Да и грузинам мы сделались друзьями не сразу. Два батальона лишь прислали по Георгиевскому трактату, тех самых егерей, что и встретили разбойников, разоривших Гянлеу. Но потом их тоже забрали в Европу, воевать с турками. И Омар-хан спустился из Дагестана с огромным воинством тысяч в пятнадцать.

Новицкий поежился:

— Я помню атаку анатолийцев под Рущуком. Такая масса конницы сметет все что угодно.

— Думаю, что конных у аварского владыки было не больше трети, но и этого количества хватит. Только русская пехота может стать поперек этого грохочущего прилива. Порядок, стойкость, разумеется, еще и картечь. Ни того, ни другого, ни третьего у грузин никогда не было. Но горцы не дошли до Тифлиса. Разгромили несколько городов и вернулись в горы с добычей. Зато через несколько лет уже иранский шах Ага-Мохаммед завалил столицу Грузии трупами. Шесть дней! Шесть дней персы грабили город. Подробности…

Сергей загородился обеими руками:

— Можно опустить, Артемий Прокофьевич. У меня неплохое воображение.

— Да, лучше не мучить себя и фантазиями, и воспоминаниями… Но уже через четыре года император Павел отправляет в Тифлис егерский полк под командой генерал-майора Лазарева. Коего позже зарезала грузинская царица, когда он пытался отправить ее в Россию.

— Была необходимость?

— Тогда казалось, что да, — ответил Георгиадис неохотно. — Теперь представляется, что, пожалуй, и поспешили. После смерти последнего грузинского царя, Георгия, решили убрать из страны его вдову и всю царскую фамилию. Бывшую царскую, поскольку Грузия уже стала частью Российской империи. Причем решение принимал главнокомандующий князь Цицианов — сам родственник царицы Марии. Женщины вооружились ножами, и в результате генерал Лазарев получил смертельную рану. Тот самый Иван Петрович Лазарев, что за два года до этого отразил очередное нашествие дагестанцев. Выиграл сражение при реке Иоре, где так отличился и ваш отец. Благодарность народа — удар острым кинжалом в бок.

Новицкий пожал плечами:

— Мы исполняем наши обязанности не для похвалы, а по существу долга.

— Хорошо сказано! — воскликнул Георгиадис. — У вас в самом деле есть дар слова. Надеюсь удостовериться в том, читая ваши сообщения из Тифлиса. Что же по существу долга, боюсь, что нам с вами придется довольствоваться именно этим. Но — двинемся дальше. Я имею в виду поближе ко дню сегодняшнему. Так в восемьсот втором году, четырнадцать лет назад, главнокомандующим в Грузию назначили генерал-лейтенанта Цицианова. Смотрите, Сергей Александрович, мы говорим лишь о делах Закавказья. Что делалось и делается на северных склонах гор, мы пока не берем в рассмотрение. Есть Кавказская линия, есть казацкие станицы и городки. Войска наши ведут борьбу против горских хищников, прикрывая им путь за Терек, за Кубань…

— Насколько успешно?

Георгиадис остановился, будто бы жеребец на скаку. Разом пропала его напускная веселость.

— Мало сил у нас. Очень мало. Думаю, что половина шаек прорывается мимо стражи. И кони у них лучше, и люди к такой войне попривычнее.

— Мы это видели и испытали в Турции.

— Придется испытать еще раз. Впрочем, я на линии был только раз и весьма коротко. А потому судить о делах кубанских, откровенно говоря, опасаюсь. Туда, думаю, поедет другой человек, которому и вменена будет обязанность присмотреться пристально и разобраться. Ваше же дело — Грузия, закавказские ханства и Дагестан. То есть юг и восток. Видите — огромная область для действия и замечательная перспектива для умного, энергичного человека. Притом верящего в существо своего долга.

Новицкий засмеялся и тут же закашлялся, неудачно затянувшись последней порцией табачного дыма. Похлопал себя по груди и помахал ладонью, разгоняя сизые струйки.

— Мы говорили о Цицианове, — напомнил он, отдышавшись.

— Павел Дмитриевич, хотя и был в родстве с грузинской царицей, родился в Москве. Начал службу в Преображенском полку… Да-да, ваш однополчанин… Участвовал в турецкой войне под началом Румянцева, потом в польской кампании у Суворова. Учителя, как видите, лучшие. Ходил вдоль Каспия с Зубовым, потом, во времена Павла Петровича, был отодвинут в сторону.

— Как большинство екатерининских генералов.

— Я не считал, — уклончиво отозвался Артемий Прокофьевич, — но на службу князь вернулся лишь при императоре Александре. Был назначен инспектором Кавказской линии и главнокомандующим в Грузию. И здесь он проявил себя замечательно. Человек совершенно восточный по духу, самолюбивый, вспыльчивый, дерзкий, жестокий, он обращался к местным властителям с одними приказами, угрозами, в других местах нетерпимыми совершенно. Как это он писал джарским лезгинам: «Обманете вы меня другой раз, истреблю вас с лица земли, пройду с пламенем по вашему обычаю, хотя российские не привыкли жечь, но попалю все, что не займу войсками, и водворюсь навеки в вашей земле».

Новицкий слушал и покачивал головой.

— Casus belli[26].

— В Европе безусловно. В Азии… В Азии, Сергей Александрович, подобный тон человека сильного иной раз помогает войны как раз избежать.

— Но Цицианов исполнял обещанное?