Затем пришла очередь названий техники, при этом старались избегать длинных и сложносоставных названий. С тех пор экскаватор стал называться ковшарь, бульдозер получил экзотическое название гребец, понятие автомобиль вообще никто не озвучил, нынешнее поколение русов такого слова не слышало, все пользовались определением «машина». Хватило неразберихи, пока привыкли к новым названиям и терминам, но среди стариков нередко прорывались неслыханные молодежью слова, хотя все реже и реже. Пока об этом вспоминал, Корнеев спустился по ступенькам вагона, чтобы поздороваться с встречающими.

– Хвастайтесь быстрее, – не смог удержаться министр при виде довольной физиономии Макса Глотова, загадочно пригласившего его вчера по телефону посмотреть перспективную новинку.

– Пожалуйста. – Максим открыл Сергею Николаевичу дверцу легковой машины, пока единственной марки в мире, потому и анонимной, подобрать название руки не доходили. Забрался вслед за ним, после чего тронулись к заводу. Городские власти добирались на своем транспорте сзади, не мешали разговору давнишних знакомых. Глотов торжественно молчал короткие десять минут, пока ехали, затем шли по коридорам до нужной мастерской.

– Вот, Сергей Николаевич, – показательно небрежно махнул рукой Глотов на солидных размеров ящик, стоявший на столе в лаборатории. У ящика на передней панели виднелись двенадцатиразрядное ламповое табло и клавиатура, как у давно забытого калькулятора. Причем выполненная не из пластика, а с кнопками и панелью из слоновой кости. Пластик пока шел исключительно на выпуск денег, и его производство было укрыто вдали от Петербурга. Максим проверил, работает ли опытный образец, и дал отмашку министру промышленности Новороссии.

– Пробуйте, принимайте продукт!

– Гхм! – смог только откашляться Корнеев, так внезапно пересохло горло, когда он надел очки и разглядел старческим подслеповатым взглядом маркировку на клавиатуре. На двадцати белых кнопках из слоновой кости, расположенных прямоугольником, была нанесена черная маркировка. Она заставила сжаться сердце от воспоминания о давно забытом двадцать первом веке, даже двадцатом, о школьных временах. Поскольку на клавиатуре были двадцать с детства знакомых символов – десять цифр, запятая, значки четырех действий арифметики, равенство, сброс, включение и еще пара символов. Пальцы легко прикоснулись к клавишам, пробуя мягкость нажатия. Легкое движение – и замигало правое окошко лампового табло, высвечивая цифру пять.

Рука сама отыграла давно забытую мелодию на клавиатуре, набрав шесть случайных символов, затем знак умножить и еще две цифры. Затем равенство, после чего лампочки на табло мигали добрых две секунды, пока выдали результат. Корнеев уселся в кресло оператора, не в силах сдержать волнение в трясущихся коленях. Об этом моменте он мечтал почти тридцать лет, с первого дня, как проснулся в шестнадцатом веке. Надеялся сохранить достижения хотя бы двадцатого века для своих детей и внуков. С верой в себя, своих друзей, в то, что они смогут повторить часть достижений цивилизации, Корнеев добывал первое железо на берегах уральской речушки Ярвы. С мечтой о возрождении сильной Руси, о создании технического общества Корнеев собирал первые станки, работавшие от одной лошадиной силы. Стиснув зубы, воевал против сибирских татар хана Кучума, стреляя из примитивных ружей по кочевникам, осаждавшим крепость магаданцев.

Все неполные три десятка лет, прожитые в шестнадцатом веке, Корнеев с друзьями, женой и детьми работал без праздников и отпусков, с верой и надеждой на перемены средневекового общества, перемены в лучшую сторону, и не через века, а через считаные годы. Мечтал, что его внуки смогут заново изобрести телевизор, создать компьютеры, правнуки полетят в космос, развернут вокруг Земли орбитальные комплексы. Русские люди смогут сохранить мир от глобальных мировых войн, всепроникающей гонки за прибылью, уничтожившей целые народы, сохранят природу от губительной промышленности. Развитие мировой промышленности пойдет не по пути безоглядной наживы и неконтролируемого потребления, а по пути разумного пользования вещами и машинами, с последующей переработкой всех отходов.

Мечтал, хотя сомневался сам, но продолжал работать, приближая могущество России, могущество честных и порядочных людей. Работали и его друзья – единомышленники, уничтожая людоедскую религию – протестантство. Работали над воспитанием и обучением целых племен и народов, сотен тысяч людей, чтобы те смогли шагнуть из Средневековья на двести-триста лет вперед, минуя кровавую историю, что ждала их в будущем. Смогли избежать тысяч кровавых войн, геноцида американских индейцев и прусских славян, бенгальских индусов и кипрских греков. Да, магаданцам пришлось воевать, убивать, уничтожать тысячи врагов, чтобы спасти сотни тысяч и миллионы их будущих жертв. Затем строить, учить неграмотных крестьян работать на станках, делать с их помощью другие станки. Снова строить, воевать, обучать, и так почти тридцать лет, согреваемый одной надеждой на далекое светлое будущее, как всегда в России.

Вдруг сегодня такой подарок! Грамотный инженер, Корнеев понимал, что от этого примитивного калькулятора до первых компьютеров осталось не так и много. Если в реальной истории прошли какие-то двадцать-тридцать лет, когда изобретатели шли наобум, ощупью, только догадываясь, что ждет впереди. То сейчас, когда жив Игорь Глотов, изучавший историю создания вычислительной техники в институте, эти тридцать лет вполне могут сократиться до десятилетия. Вполне может так статься, что магаданцы смогут поиграть в первые доморощенные игрушки семнадцатого века, не в «Цивилизацию», конечно, но «Танки» или «Звездные войны» вполне могут получиться. От перспектив захватывало дух, особенно при мысли о других промышленных перспективах.

При развитой электронике становится возможным создание программируемых станков, что даст возможность избежать огромного роста количества рабочих. Не будет голодных рабочих – не будет социальных революций, ни буржуазной, ни социалистической. Не появится на мировой арене бесправный и организованный класс угнетенных пролетариев. Некого будет буржуазии звать на баррикады, а сами торговцы и лавочники слабоваты в коленках, только на уличные погромы способны. Если удастся создать изначально программируемые станки, самого понятия «промышленный рабочий» не возникнет. Обслуживать станки и выпускать продукцию станут высококвалифицированные и весьма оплачиваемые специалисты, равные инженерам. Ручной труд останется лишь у грузчиков, да и то до определенных объемов производства, пока не станет выгоднее купить погрузочно-разгрузочную технику.

Тем более при политике магаданцев, направленной на стабилизацию общества, на отрицание роста потребления необходимость в подлинно массовом производстве может и не возникнуть вовсе. Зачем выпускать миллионы машин, если они будут служить хозяевам по тридцать лет? Кому нужны будут миллионы пластиковых пакетов, тетрапаки и прочие изделия одноразового характера, если Западный Магадан и Новороссия уже в шестнадцатом веке заранее запретили использовать упаковку из ненатуральных материалов, а за создание свалок предусмотрены огромные штрафы. Кроме того, обе страны активно развивают и поддерживают переработку вторичных ресурсов – стекла, тряпья, металлолома, что в условиях Средневековья довольно прибыльно. Трудно сказать, во что это выльется, но сама идея будоражила Сергея Николаевича, вносила элемент авантюризма в развитие цивилизации. Голова шла кругом от возможных перспектив, пока непредсказуемых, но интереснейших последствий появления компьютеров и станков с числовым программным управлением в Средневековье. Да, пришла мысль инженеру, такую Россию нынешние европейцы и прочие завоеватели даже не рискнут задевать, не то что нападать на нее.