– Слава Богу, ежели это отвечает вашим желаниям и надеждам, – сказал он холодно. – Зорька сверкает алая! Но вы думаете, что жизнь при дворе, в этой суете и движении, где пересекаются и стераются желания, амбиции, страсти, будет счастливее, чем наша в этих бедных и тихих кельях, в которых приобретается мудрость, презрение к свету, любовь к Богу и науке? Думаете, что там вам будет легче сохранить добродетель, независимость ума и спокойствие духа?

Я не знаю… Говорят нам о птицах, что на бурных волнах стелят гнёзда… я удивляюсь этим чудесам природы, но не завидую им, завидую только тем, что под крышами седят. И любовь к науке… сумеешь ли ты сохранить там, где постоянно жизнь со своими искушениями будет тебя от неё отрывать??

Старец замолчал.

– В самом деле, – добросил он через минуту, – если бы вам дали очень много, не заплатят за то, что потеряете! Вы им нужны. А они вам??

После разговора с ксендзем Вацлавом его схватила за сердце тоска по жизни, от которой должен был отречься, но гораздо сильнее тянуло его какое-то неопределённое желание неизвестных, новых, прекрасных предназначений.

В коллегии новость об уходе Грегора из Санока произвела двойственное впечатление: ученики оплакивали этого магистра, товарищи, старшие паны, коллеги чувствовали, словно какая тяжесть упала с их плеч. Опасались этого импульсивного ума, который устремлялся на новые дороги, вынуждал себя продираться, когда так удобно идти проложенными путями.

Поздравляли с радостью, вовсе не задерживая, находили, что Грегор заслужил то, что с ним случилось, а преемник на кафедре свернул от Вергилия к Алану, и по-старинке рекомендовал Доната, как самые верные ворота к латыни.

VII

Спустя несколько месяцев скромного бакалавра, который в будний день ходил в поношенной одежде, трудно было узнать в молодом учителе воеводичей.

Новое призвание, свет, среди которого он обращался, требования двора, в котором он числился, вынудили его даже изменить внешность. Пан воевода начал с того, что обеспечил его одеждой и шёлком, чтобы бакалавр детей, который каждый день ходил с ними в замок к её величеству королеве и королевичам, выступал, как подобало панским порогам.

Королева Сонька, это было известно, сама любила изысканные наряды, и от тех, что её окружали, требовала одежду, которая бы не поражала глаза запущенностью. Молодые королевичи всегда выступали очень нарядно и в соответствии с модой века…

Молодые Тарновские, хотя отец их особенно не хотел приучать к ярким костюмам, по требованию королевы, от глаз которой ничего не ускользало, понемногу должны были привыкать. Учитель, который никогда от них не отходил, должен был также надевать праздничную одежду. Были это всегда только чёрные сутаны клехов, но и тканью, и кроем говорили о достатке.

Хватало также и других удобств на дворе пана воеводы, который роскоши, равно как и скупости, не терпел. Немного развязный и жёсткий обычай бедных студентов здесь нужно было сменить на обхождение с панскими детьми. Счастьем для бакалавра, его молодые ученики так же сразу к нему прильнули, как он к ним. Ребята были сердечные, не испорченные и жадные равно до жизни, как до учёбы.

Но у обоих старших всё-таки преобладала рыцарская кровь. Послушные, они садились за таблички, учились писать, проглатывали латынь, но только, когда какой-нибудь рассказ задевал о военную струну, глаза их блестели и щёки румянились. В самом младшем был наиболее спокойный дух, Амор и Гратус не скрывали того, что, лишь бы им позволили, охотно променяли бы перо на саблю.

Во время учёбы не забывали также готовить их к будущей профессии. Под надзором бакалавра приходил старый солдат учить их владению саблей, кавалькатор – садиться на лошадь, лучник – стрелять в цель. В это время Грегор мог убедиться, что из них, по-видимому, учёных не сделает, потому что из послушания готовы были мучиться над пергаментом и бумагой, но жизнь в них вступала только на дворе.

Оба имели быструю смекалку и хорошую память, а Грегор не был педантом, привязанным к формам, и учил больше живым словом, чем сухой литерой.

Когда они начинали дремать над книгой, тогда он по памяти начинал рассказывать рыцарские истории Александра или историю одного из сказочных старинных героев, и они внимательно его слушали…

Часы развлечений в замке были для всех одинаково желанны, королевичи и воеводичи ждали их, а господа учителя не меньше. Тогда в большой зале нижнего замка начинались игры, в которых внимательный наблюдатель мог уже различить выклёвывающиеся будущие характеры подростков.

Когда Грегор со своими воспитанниками первый раз появился в королевском замке, хотя боязливым по натуре не был, чувствовал, что ему придётся пережить тяжёлую минуту, выставленному на любопытные взгляды и вопросы.

При королевичах находились два смотрителя и учителя, назначенные на съезды от шляхты: немолодой уже шляхтич Пётр Рытерский и Винсент Кот из Дубна, клирик, эконом гнезненский. Первый из них имел больше заботу над телом, другой над умом подростков, над которыми неустанно бдила сама королева Сонька, заботливая мать, для которой дети были целым миром. Кроме них, она должна была контролировать множество дел и приобретать сердца Рады, многие из которых были враждебны роду Ягеллонов. Ещё везде отзывались воспоминания о Пястах, их законах и извечного в этом королевстве правления.

Старший королевич, Владислав, почти достиг десяти лет, Казимир, который был на несколько лет младше, был ещё почти ребёнком. Ровесники Тарновских, они оба привыкли проводить с ними послеобеденные часы.

Раньше сопровождал их старый слуга Стремеш. Когда первый раз пришёл с мальчиками Грегор из Санока, не обошлось без навязчивого любопытства королевичей и знакомства с ксендзем Котом. Серьёзный кустош, который уже слышал о молодом бакалавре, и ему было интересно с ним познакомиться, хотя дал ему почувствовать своё превосходство, принял его любезно.

Муж был светлый, в том возрасте, который даёт умственное спокойствие. Из первых слов разговора он узнал в Грегоре учёного и разумного юношу и с удовольствием завязал с ним какой-то диспут, который выявил прекрасные качества бакалавра.

Рытерский тем временем поглядывал на играющих мальчиков, которые устраивали шумные погони по большой зале.

Старший королевич всегда был вождём этих военных экспедиций, потому что иначе как в рыцарей они не играли.

Только самый младший, Рафал, довольно боязливо и неохотно занимал место в этих шеренгах, в которых маленький Кажко становился рядом с братом, несмотря на рост и возраст.

В этот день, как обычно во время забавы, сначала открылась дверь, а потом вошла смотреть на неё королева Сонька.

Она