Каждый день мечтая познакомиться с живыми, я даже не принимала в расчёт, что есть и другой мир, который я могу узнать получше. Такое чувство, будто вселенная вокруг меня становится шире и шире. Завтра я не только верну бабушку домой, но и узнаю много нового и о Ягах, и о самой себе. Быть может, в будущем меня ждёт уйма возможностей, о которых я и не подозревала.

Я несусь домой на крыльях надежды, засыпаю и вижу сон, в котором Ба играет на своём аккордеоне, а избушки пляшут под её музыку. Врата открыты, и все мёртвые, которых я не проводила наяву, уплывают к звёздам с улыбками на лицах. Тут моя избушка подпрыгивает, и я вижу её такой же размазанной, как на фотографии Старой Яги. Но вдруг она спотыкается и падает, рана на колене открывается, и из неё на землю хлещет кроваво-красный сок. Просыпаюсь я в холодном поту, дрожа всем телом. Сегодня избушке предстоит скакать до самой степи, но её ноги замотаны бинтами.

Я бреду к входной двери на ватных ногах и выхожу на крыльцо. Балюстрада уже выглядит не так жутко. Балясины кое-где перекручены, однако все, по крайней мере, срослись. Я опускаюсь посмотреть на куриные ноги, и напряжение в теле медленно спадает. Раны зажили. Осталось осмотреть только самые глубокие.

Когда я разматываю бинты, ноги, поскрипывая, выпрямляются. Шрамы есть, но всё не так плохо, как было прошлой ночью.

– Хочешь вечером отправиться на пир? – шепчу я. – Церемония Соединения в степи. Для нас с тобой.

Избушка вытягивается в мою сторону, распахивает окна и таращится на меня. Меня разбирает смех. Первый раз в жизни вижу её такой удивлённой.

– Это «да»? – спрашиваю я. – Ты сможешь добежать туда?

Избушка подрагивает и выпрямляется во весь рост. Никогда не видела её такой решительной, такой мощной – если не обращать внимания на зияющую трещину возле чулана для скелетов.

– Отлично. – Я глажу рукой балюстраду. – Только лучше тебе до вечера спрятать ноги под крыльцо.

Избушка складывает куриные ноги и прячет их под ступени крыльца, а я иду внутрь, чтобы приготовить молоко для Бенджи и кашу для нас с Джеком.

Убирая посуду, я слышу настойчивый стук в дверь. Я замираю: это, должно быть, Сальма. Она ведь говорила, что зайдёт за мной сегодня, а я забыла выстроить вокруг избушки забор. Если бы он стоял на месте, она бы, наверно, остереглась заходить, ведь обычно забор заставляет живых быстрее проходить мимо. Мелькает мысль не открывать, но стук не прекращается, и я решаю открыть и сказать ей, что у меня другие планы на сегодня.

– Доброе утро, – улыбается мне Сальма со ступеней. – Мы с Ламьей идём купить мороженого. Хочешь с нами?

– Нет, спасибо. – Я засовываю руки в карманы и в одном нащупываю список, который написала, когда убеждала избушку отнести меня на рынок. – Мне нужно за другими покупками.

– Я могу помочь, – отвечает Сальма и наклоняется рассмотреть список, который я держу в руке. – Почти всё это продаётся в лавке Али, и я могу попросить его сына доставить все покупки прямо сюда.

Я не знаю, что ответить. Было бы неплохо пополнить припасы и не таскать на себе тяжеленные корзины.

Однако я не могу не думать о том, как жестоки вчера были Сальма и Ламья с мальчишкой на рынке.

– Что-то не так? – Сальма приподнимает одну бровь.

– Тот мальчик, возле лавки твоего отца…

– Рэтти? – прыскает Сальма. – Даже не думай о нём, он не будет нас трогать.

– Нет, дело вовсе не в этом, просто… Тебе не кажется, что ты поступила с ним некрасиво? Не стоило его так толкать.

От удивления у Сальмы отвисает челюсть.

– Я? Некрасиво? Ты просто не знаешь его, Маринка. Он ужасный. Попрошайка и воришка. Это такие люди: если ты стараешься быть с ними добрее, они тебя никогда в покое не оставят. Так что только так с ними и следует поступать. Так уж здесь всё устроено.

Её слова меня не убеждают. Ба была добра ко всем, кто приходил в наш дом. К богатым и бедным, красивым и уродливым, к тем, от кого пахло цветами, и к тем, от кого разило нечистотами. Она всех кормила досыта, всех провожала с одинаковой заботой, и все они исчезали в одних и тех же Вратах.

– Поверь мне. – Сальма берёт меня за руку, и её тепло согревает меня. – Я не была бы так несправедлива к тому, кто этого не заслуживает. И кстати, где новое платье?

– Сегодня я пойду в этом. – Я отнимаю руку и смотрю на свой старенький передник, абсолютно уверенная в себе.

Сальма чуть морщит нос.

– Что ж, оно смотрится на тебе не так уж и плохо. Правда, простенько. О! Знаешь, что будет с ним отлично сочетаться? – Она роется в своей красивой сумке на ремне. – Вот что! – Она протягивает мне деревянную подвеску в форме канарейки, висящую на кожаном ремешке. Крылья, клюв и глаза птицы сделаны из крошечных кусочков меди, вдавленных в дерево. – Забирай, – говорит Сальма, вешая птицу мне на шею. – Тебе она всё равно идёт больше, чем мне.

Я касаюсь пальцами гладкого дерева.

– Спасибо.

– Мне всё ещё неловко, но, кажется, Сальма старается быть милой.

Джек взволнованно ковыляет к нам по полу, перья подрагивают, когти часто стучат по полу. Сальма недоверчиво поглядывает на него и делает шаг назад.

– Давай. – Она тянет меня за руку. – Пойдём, купим всё, что тебе нужно.

С Сальмой проще согласиться, чем спорить, да и мне нужно как следует наполнить кладовку, ведь Старая Яга сказала, что поможет мне приготовить несколько блюд, которые нужно будет захватить с собой на пир.

Сальма ведёт меня через рынок к большой продуктовой лавке, где торгуется со старым бородачом, пока я пью сладкий мятный чай, который подаёт мне один из его работников.

– Готово, – объявляет она с улыбкой. – Сын Али всё тебе доставит сегодня к вечеру. Тогда и расплатишься с ним.

– И всё? – радуюсь я.

В прошлый раз, когда мы с бабушкой приходили сюда, нам пришлось возвращаться за покупками несколько раз, и каждый раз мы тащили за собой корзины, доверху наполненные банками. Сальма же сделала это так просто!

– И всё! Пойдём найдём Ламью и купим мороженого.

Воздух жаркий и влажный, солнце стоит высоко в небе. Было бы неплохо полакомиться мороженым, да и угостить Сальму в благодарность за помощь с покупками кажется мне правильным решением.

Мы забираем Ламью из лавки Айи и бродим по рынку, наслаждаясь мороженым. Я всего пару раз в жизни ела мороженое, а то, которое выбрала сегодня, – лимонное – и вовсе пробую впервые. Оно такое вкусное и освежающее – как прохладный летний ветерок.

На рынке кипит жизнь, повсюду буйство красок. Над прилавками хлопает ткань навесов, по утоптанному грунту цокают ослы и грохочут колёса телег. Где-то вдалеке поёт бамбуковая флейта и слышен смех живых. Сальма и Ламья широко улыбаются, и моё сердце радостно бьётся от надежды, что я в них ошиблась. Может, я неправильно поняла то, что они говорили и делали; может, в конце концов, они вовсе не злые и не жестокие.