Почти трехмиллионный Рангун встретил военного атташе советского посольства, резидента ГРУ Дмитрия Полякова горячим, летним воздухом, напоенным ароматом бурно цветущей круглый год экзотической тропической растительности. Легкие перистые облачка робкими стайками скользили над расположенными полукругом хребтами Тибетского нагорья, в северной части которого находилась высочайшая вершина страны и всей Юго-Восточной Азии — гора Хкакабо-Рази.

Не успев осмотреться на новом месте, военный дипломат Дмитрий Поляков уже на второй день после долгого полета над высочайшими горами мира был приглашен на ознакомительную беседу с советским послом Андреем Мефодьевичем Ледовским.

— Ну вот! Не успел акклиматизироваться, а уже тащат на «ковер»! — возмутился Поляков. — Нельзя ли перенести эту встречу дня на два-три позже? — попросил он своего предшественника полковника Манохина. — Что там у посла, горит, что ли?

Манохин сделал большие глаза и, покачивая головой, воскликнул:

— Да вы что, Дмитрий Федорович! Шутите, что ли? Или вы в первый раз приехали на работу за границу? Это же посол! Он здесь — главный и самый большой начальник и может каждого из нас запросто откомандировать на родину.

— Тогда передайте ему, что я еще не оклемался после долгого перелета из Москвы.

Сбитый с толку Манохин, не говоря ни слова, поспешил ретироваться из комнаты, в которую поселился новый военный атташе.

После этого случая посол Ледовский ни разу не принял Полякова, более того — не пожелал даже познакомиться с ним. Подобного рода бестактные истории с новым атташе периодически всплывали и в резидентуре, и в посольстве, потом они обрастали разными сплетнями о том, что Поляков ведет себя независимо и высокомерно потому, что у него в Москве есть «лохматая рука» и тому подобное. Ему в самом деле было по душе занимаемое им в Рангуне высокое положение военного атташе с различными персональными привилегиями и правом распоряжаться финансовыми средствами. Он считал себя большим начальником, подконтрольным только разведцентру в Москве, а Москва чрезвычайно далека от Рангуна, а поэтому что хочу, то и ворочу. Как хозяин положения, он не допускал теперь и мысли о возможном провале своего сотрудничества с американцами вдали от России.

Вместо того чтобы проводить политику родного государства в чужой стране, способствовать установлению добрых отношений с Бирмой и при этом решать основную свою задачу — вести разведывательную деятельность против главного противника — США, он, наоборот, обрадовался, что ему облегчили работу против своей страны. Единственным сдерживающим фактором в активной деятельности Полякова оставался страх перед коллегами из резидентуры КГБ, работавшими под прикрытием посольства СССР в Бирме.

Несколько дней Поляков знакомился со столицей Бирмы и ее окрестностями, подбирал места, подходящие для встреч с будущими американскими операторами из ЦРУ. Изучив материалы личных и рабочих дел агентов, переданных ему на связь бывшим резидентом, он, пользуясь высоким положением, сплавил их своим подчиненным. Избавившись от них, Поляков задался целью вербовать только «друзей» — американцев. А поскольку они еще не вышли на него и не взяли на контакт, он работал в офисе только до обеда. После этого его было уже не поймать: то он на официальных приемах, то на встречах с кем-то из полезных для служебной деятельности людей в международном яхт-клубе «Рангун сэйлинг клаб», размещавшемся на живописном берегу большого озера Инья-Лейк. Потом стал все чаще выезжать на охоту в предгорья Ракхайнского хребта и рыбачить на реке Иравади.

Первые месяцы заграничной сибаритской жизни укрепили в Полякове осевшее в его сознании чувство исключительности. Злоупотребляя служебным положением, он начал позволять себе под предлогом оперативной необходимости совершать поездки и в соседнее государство Таиланд на охоту и рыбалку. Там же он посещал лучшие бары и рестораны Бангкока. Вот уж право, пустили козла в огород.

При всем при том следует заметить, что Поляков действовал с присущей разведчику профессиональной осторожностью. Если же кто-то из подчиненных офицеров начинал роптать, что его трудно застать на месте, чтобы доложить какой-то срочный документ для отправки в Центр, то тому могло и не поздоровиться. Военный атташе-резидент обладал властолюбивым деспотическим характером. Он был человеком, для которого не существовало ничего святого, кроме удовлетворения собственных желаний и потребностей. И никаких угрызений совести он не испытывал, когда потребовал у Центра замены ни в чем не повинных, но ему неугодных офицеров — помощника военного атташе Василия Андреевича Федорова и сотрудника резидентуры Анатолия Петровича Сухачева[42].

* * *

В соответствии с ранее полученной от американцев установкой, Поляков не предпринимал самостоятельных шагов для восстановления связи с ними. Лишь через два месяца, на одном из рождественских приемов в Рангуне, где присутствовали военные атташе всех посольств, аккредитованных в Бирме, к нему подошел военно-воздушный атташе США полковник Фред Хоупт. В процессе беседы американец, как бы вскользь, обмолвился о том, что скоро в Рангун прибудет новый человек, с которым хотел бы познакомить советского коллегу в своей резиденции, и в этот момент он вытащил из кармана спичечную коробку с рекламой какого-то американского отеля. Подавая ее Полякову, Хоупт.

— Я знаю, что ты, Дмитрий, собираешь коробки различных отелей. Так вот я нашел у себя вот эту и дарю ее тебе.

Поляков замешкался, не зная, что сказать в ответ, поскольку такой вариант продолжения беседы не оговаривался в инструкции ЦРУ. Мысленно прикинул: а не мог ли он когда-либо и где-нибудь в разговоре со своими операторами из ФБР Джоном Мори и Дэвидом Мэнли упомянуть о коллекционировании спичечных коробок с рекламой отелей? Оказалось, что было такое. Мгновенно проанализировав сложившуюся ситуацию, он понял, что в подаренной коробке, наверно, есть что-то предназначенное ему.

Не выдавая удивления, Поляков поблагодарил коллегу за подарок и, придя домой, занялся его осмотром. Спички крепились на картонной основе в нижней части коробки. Разобрав ее, он обнаружил в основании полость, в которой находилась микропленка. После ее проявления Поляков узнал, что предстоит встреча в отеле «Инья Лейк» с известным ему Джоном Мори, который будет выступать в роли бизнесмена под своим именем, что по замыслу ЦРУ сделает их контакты вполне объяснимыми для окружающих, в том числе и для сослуживцев из внешней разведки КГБ.

Такой прием в отеле «Инья Лейк» состоялся через две недели. Американец Мори предстал перед ним настоящим красавцем. Это был высокий, стройный мужчина с правильными чертами лица и с аккуратно подстриженной густой шевелюрой с проседью. Одет он был в костюм серого цвета и довольно модного покроя. Бросалась в глаза не только аккуратность, следящего за собой человека, но и некая изысканность. Всем своим видом Джон в самом деле производил впечатление богатого американского бизнесмена. В присутствии нескольких военных атташе из нейтральных стран Фред Хоупт «познакомил» Полякова с «бизнесменом» Мори. Побеседовав какое-то время на отвлеченные темы, они без Хоупта поднялись на второй этаж в номер к Джону. Вспомнив давно оправдавшую себя поговорку «пути Господни неисповедимы», они по-дружески обмыли приезд Джона, а затем повели разговор о предстоящем сотрудничестве Полякова с сотрудниками ЦРУ. После этого Мори приступил к разведывательному опросу советского военного атташе.