С этими мыслями он проводил взглядом унесшегося выполнять поручение адъютанта.

Можно ли довериться им? Вот вопрос из вопросов. Перспективная, умная, но больно уж юная девчонка и исполнительный, крепкий, но по уши влюбленный балбес. Эти мысли терзали Георгия Ивановича, вводили в сомнения. Он смаковал их с разных сторон, но каждый раз приходил к выводу, что выбора-то у него, по большому счету, нет. Ребят надо спасать, иначе после исполнения задуманного они первые попадут под удар, да и донесение, кроме этих двух влюбленных почтовых голубков, доставить некому.

Катя сомнений не вызывала, как и ее пропавший брат. Но вот Федя Шмольке… Выросший среди свастик, лозунгов и культа национализма парень впитал эту атмосферу слишком сильно. Впрочем, грош бы цена аналитику Рейха, не знай он о своем адъютанте больше, чем тот – сам о себе. Никогда Федор не посещал публичных казней по собственному желанию, а если приходилось, не тошнило его со страху и от брезгливости. Убийство было парню неприятно. Убийство заведомо беззащитного и безоружного, и одно это уже обнадеживало. Федору неприятен страх, расползавшийся по станции после каждого такого расстрела или повешения, способствующий дисциплине и порядку, но не внушающий любви… А любить ему, видно, очень хотелось, потому с таким энтузиазмом и взялся опекать Катерину. Федор хотел быть мужчиной, защитником, а не кичиться принадлежностью к зондеркоманде. Немногим удавалось внушить и страх и уважение одновременно, и самым молодым из них был Макс Вайзер, лишенный жалости не только к людям, но и к самому себе. Адъютант пока еще топтался в начале пути… Не решался сделать последний шаг, после которого уже не вернуться обратно. Но полностью полагаться на свои догадки нельзя. Штольц выдвинул ящик стола, снял с предохранителя лежавший там ПМ.

«Легки на помине», – в отдел зашла сладкая парочка. Катя вела себя непринужденно, показывая, что ей все равно, но по тревожным взглядам, которые она бросала на Штольца, было видно, что она волнуется. Федор же был откровенно счастлив. Смотреть на него было и приятно, и противно одновременно. Он был готов прогуляться хоть до Питера, лишь бы объект его обожания был рядом. «Вот куда их… сразу же спалятся, на первом же патруле. Хотя, может быть, такая наивность и нефальшивые чувства будут им защитой?»

Шеф поднялся и закрыл дверь отдела на задвижку, после чего сел обратно и поставил патрон на стол. Этот маленький «обелиск», стоявший солдатиком посреди столешницы рядом с томиком любимого штандартенфюрером немецкого поэта-философа, сразу же приковал к себе взгляды молодых людей. ПМ в левой руке под столом оставался на боевом взводе.

– Прежде чем что-то вам доверить, я хотел бы спросить вас, молодая барышня. Доверяете ли вы мне?

– Да, я знаю своего брата, а он плохому человеку не помогал бы, поэтому доверяю, – неожиданно разумно ответила девушка.

Георгий Иванович ухмыльнулся: «А может, я не прав? Катя вон как дает… Наивно, но очень в точку».

– Возможно, некоторые вещи, услышанные сейчас от меня, вас шокируют. Особенно тебя, – Штольц повернулся к Федору и, поймав его немного растерянный взгляд, продолжил: – Но я не собираюсь посылать вас на опасное задание, как телков на убой. Вы должны понимать, ради чего вы на это идете. И я считаю, что это будет залогом успеха.

Напряженные взгляды молодых людей переходили с патрона, стоящего посреди стола, на лицо Георгия Ивановича и обратно. Они понимали, что в данный момент все серьезно и никто с ними не шутит. Федор, не догадываясь, что находится под прицелом опытного стрелка и любое сомнительное движение сейчас может стоить ему жизни, непонимающе пошевелил бровями.

– Я представляю силы оставшегося человечества, направленные для нашего выживания в этом суровом мире. – Пауза, зависшая в комнате, затягивалась, еще усиливая патетичность фразы. Долго же Федя соображает. Но и сразу не всполошился, протестуя, это увеличивало шансы разведчика. Наконец, в глазах адъютанта появились искры понимания, и его прорвало.

– Так вы, это… не за нас… в смысле, не за них… – он кивнул куда-то в направлении двери. И, несколько потеряв нить своей мысли, смущенно замолчал.

– Очень красочная речь, – Штольц улыбнулся. – Нет, я не за них.

«Не за них… За вас. Чтобы вы могли жить так, как нормальные люди, не под постоянной угрозой войны и победы в ней силы, которая победить не должна!» И слегка опустил ствол пистолета.

– Ну, вы же им помогали! Я же видел, вы разрабатывали планы. И следуя им, нацисты побеждали. Вы что, за красных?!!

– Буду отвечать по мере важности, а не по мере поступления вопросов. Нет, я не за красных, – было видно, что это признание сняло внутреннее напряжение у Федора. – А помогал я нацистам – если этого требовала ситуация, как я уже говорил, для всеобщего блага людей в метро. Если короче: ни фашисты, ни коммунисты не являются образцом добродетели в нашем мире. С этим постулатом вы согласны?

Оба синхронно кивнули.

– Так вот, над всем метро нависла опасность. И если ее не предотвратить, то погибнет очень… Очень много людей. И, теперь зная обо мне, – вы согласны помочь?

– Я согласна! – неожиданно громко произнесла до этого молчавшая Катя и строго, как учитель на ученика, забывшего свой урок, посмотрела на парня. А Федор, растеряно озираясь, молчал, как в рот воды набрал, а потом, осознав, что все ждут его ответа, а особенно Катерина, торопливо закивал:

– Да, конечно, я тоже согласен.

– Тогда перейдем к делу. Не далее, как сегодня вечером, вам надо покинуть Рейх, – сделав паузу, Георгий Иванович убедился, что его поняли, продолжил: – По официальной версии для службы безопасности вы на особо важном задании. Таких групп сейчас подготавливается несколько, поэтому никаких вопросов это не вызовет. По сценарию разведки Рейха вы молодая пара с Серпуховской, документы вам будут подготовлены, должны будете продать соль на станции Проспект Мира для Красной линии. Это я вам говорю, поскольку данный сценарий вы также обязаны знать. А теперь только для ваших ушей: как только вы попадете в Ганзу, а это, скорее всего, будет на станции Белорусская, вы должны исчезнуть для наших спецслужб и пробираться в Полис. Как вы это сделаете, какой дорогой пойдете – сориентируетесь по обстоятельствам. Главное, дойти.

Штольц сделал паузу, чтобы перевести дух, после чего, взяв патрон в руки, продолжил:

– И теперь самое главное. Вот этот патрон нужно любой ценой донести до Полиса и передать в Совет. Ни в коем случае он не должен попасть в руки кого-либо из Рейха. – Он вручил контейнер с донесением Катерине. – Это я доверяю тебе. А ты, – Георгий Иванович серьезно посмотрел на Федора, – отвечаешь за ее безопасность. Вам все понятно? – И, получив очередной синхронный утвердительный кивок, закончил: – Тогда вам пара-тройка часов на сборы, и в путь. Катя, это на случай, если Федора не окажется рядом…

Штольц положил на крышку стола ПМ. Адъютант едва не обиделся, что его считают недостаточно хорошим защитником. И все-таки взял пистолет, проверил патроны и передал растерявшейся девушке.