– Их нашли?

– Да. Но не так скоро, во второй половине дня. Представьте, они достаточно далеко ушли. В такую метель, раздетые… Милиция обнаружила два обуглившихся трупа в кювете у трассы – мужчины и женщины. Побег они завершили самосожжением.

– М-да, здесь, как в гробу… Извините, я впервые в таком месте, оно меня сильно впечатлило, – поежился Тимур. – А женщина? Вы ничего не говорили о ней.

– Ее привез к нам муж с диагнозом истерия…

– Простите, муж? Вы не ошиблись?

– Да, муж. На мой взгляд, типологические особенности говорили о начальной паранойяльной форме. Я знаю только некоторые аспекты истории болезни. У нее, кажется, погиб ребенок, на этой почве возникло нервное расстройство. Вела себя крайне агрессивно, на всех без исключения бросалась драться. Ею занимался сам главный, поэтому ничего толком вам рассказать о ее болезни не могу. Хотите, сходите к нему.

– Думаю, полученных сведений пока довольно. М-да, история, леденящая душу. У меня еще одна просьба. Прошу вас, покажите место, где обнаружили их трупы.

– Но это далеко, на трассе.

– Я на машине, отвезу туда и привезу вас обратно. Кстати, у меня есть бутылочка шампанского.

– Что вы, на работе я не пью.

– Я тоже, – с искусительной улыбкой промурлыкал Тимур. – Очень вас прошу.

– Ну, хорошо, – сдалась врачиха. – Только предупрежу, что отлучусь.

Он ждал ее в сквере перед корпусом, как вдруг из соседнего здания выбежала толпа женщин. Их и Тимура разделяла высокая ограда из железных прутьев. Некоторые женщины заметили чужака, припали к решеткам, разглядывая его, кто с убийственной холодностью, кто с любопытством и дружелюбием, кто с откровенной неприязнью. Остальные бродили среди деревьев и вели себя очень непосредственно, например: одна почтенная матрона присела и пописала на виду у всех. Ее тут же две санитарки увели в корпус. Были и такие, кто не производил впечатления помешанных.

– Скажите, – обратился Тимур к врачу, следуя с нею к машине, – у вас лежат и нормальные? Я заметил нескольких женщин, лица у них…

– В нашем заведении здоровые люди не лежат, – категорично заявила врач. – Я знаю, о ком вы говорите, это самоубийцы. После того, как их спасают, сразу привозят сюда. Жить и выживать – это нормальное состояние, а вот когда человек пытается лишить себя жизни, его психика требует коррекции. Если бы люди знали, куда они попадут после попытки самоубийства, уверяю вас, они бы не решились на такой отчаянный шаг. Или убивали бы себя наверняка. Кстати, некоторые идут на самоубийство в надежде, что их спасут. Да, и такое случается. Подобные состояния никак нельзя отнести к норме.

Тимуру не давали покоя беглецы. Направляя автомобиль к трассе, думал, что и он, попав в психушку, попытался бы убежать. Даже пошел бы на убийство, уж очень ему не понравилось здесь. Сложилось впечатление, что, попав сюда, человек остается в психушке навечно. Но чтобы решиться на такой дерзкий побег, прежде всего надо было хорошо его продумать. «Надзирательница психов порассказала много интересного о беглеце, – рассуждал про себя Тимур. – Он боролся с собой, следовательно, у психа работали мозги. Так как же он действовал? Предмет… Что за предмет попал в руки узнику психушки? Чем он мог убить врача? Не ногтем же! Представь, Тимур-джан: сидишь ты тут месяц, два, три. У тебя ничего нет. Ни телика, ни радио, ни газет. Тебе приносят жратву и колят каждый день, заставляют пить таблетки, отчего ты становишься вялым и бесполым существом. Нечем заняться, из развлечений есть только одно – думать. И ты думаешь… о чем? Конечно, о свободе. Так тебе приходит в голову устроить побег. Где же ты возьмешь нож?» Вдруг Тимур вспомнил рассказ зэка, как, находясь в зоне, тот заточил ручку ложки до острия бритвы. Это был способ защиты, способ выжить. Да-да, обыкновенную алюминиевую ложку! Почему бы нет? И фантазия Тимура разыгралась, словно в момент побега он находился в палате…

Он давно выжидал удобного случая, сидя в одиночке под замком и затачивая алюминиевую ложку, которую стащил у раздатчиков еды. Люди часто невнимательны, эту особенность и использовал. Когда ему однажды принесли еду, спрятал ложку, раздатчики вернулись собрать пустые тарелки, а он к еде не притронулся. Почему? Ложку забыли дать. Раздатчики дали, подождали, пока он поест, забрали посуду и ушли. А он неделями затачивал ручку ложки, используя все подряд: железную кровать, решетку на окне, раковину. За стеной часто слышал женские всхлипывания. Поскольку на этаже они были одни, он постепенно познакомился с ней. Переговариваясь, понял, что она не сумасшедшая, а вполне нормальная, как и он. Его засадили в психушку родные, кому ж это понравится? Он неистовствовал, санитары обвязали его длинной простыней, перевели в одиночку. Бежать – пульсировало в висках, бежать – идея захватила, стала навязчивой. И вот он был готов бежать. Выведал у санитарки, орудующей шваброй, что отметить наступление Нового года, до которого остались считаные дни, медработники решили в другом корпусе. Но ведь дежурный врач все равно вернется, обязательно вернется, чтобы сделать контрольный обход, не заходя в палаты. А санитары? Вряд ли они покинут праздничный стол ради двух пациентов. Даже если и придут, останутся внизу, а ему только бы вырваться из одиночки.

Часов в одиннадцать вечера он принялся звать:

– Доктор, мне плохо! Доктор!

Ему отвечала тишина. Так он понял, что никого не было в корпусе. Он выдерживал паузы, прислушивался к звукам и шорохам в корпусе, снова звал.

– Что случилось? – наконец послышались шаги и голос.

Он повалился на пол, скорчился, имитируя судороги, бился головой об пол, хрипел. Врач неосторожно открыл дверь – он обязан помочь пациенту, ведь налицо были все признаки эпилепсии. Доктор наклонился к больному, обдавая его водочными парами. Одно мгновенное движение, и рукоять ложки вонзилась в горло врачу. Теперь захрипел доктор и бессознательно побежал по коридору, зажимая на горле рану, из которой хлестала кровь, заливая халат и пол. Доктор бежал за помощью, пытался кричать, но изо рта вырывались лишь хрипы. Недалеко от лестницы доктор упал, судорожно ерзал ногами по полу, надеясь встать. Он еще надеялся. И слышал шаги.

Пациент одиночки подошел к доктору, который был в сознании, встал над ним, наблюдая с холодным равнодушием за судорогами смерти. Рука доктора, зажимавшая рану, была в крови по локоть, второй он шарил по полу, словно что-то искал. Его глаза видели убийцу, глаза молили и тускнели. Пациент взял доктора под мышки и потащил к своей палате. Рука, зажимавшая рану на горле, безвольно упала на линолеум, оставляя кровавый след. Из шеи пульсировала кровь…

Доктор был еще жив, когда убийца бросил его в палате на пол и прикрыл дверь. Связка ключей торчала в замке. Так без хлопот открыл палату соседки. Она сидела на кровати, поджав ноги, испуганно вскинула на него глаза, дрожала.

– Идем, мы свободны, – сказал.