открыла шкаф. Потайная дверь уже была распахнута.

– Смотри, – показала Эстель, заходя вовнутрь. – Смотри, что я нашла.

Авива отпустила руку Эстель и забралась на кровать, не отрывая взгляда от трех картин на стене – тех самых работ Дега, что некогда украшали квартиру Уайлеров. Эстель битый час извлекала их из тайника в стене гардеробной, но ради сияющего от восторга личика Авивы стоило попотеть.

– Ну как тебе? – спросила Эстель.

Малышка потянулась к уголку ближайшей картины, на которой группа девушек в воздушных пачках пастельных тонов балансировала на носочках под бдительным взором наставницы, и впервые за несколько месяцев улыбнулась.

У Эстель вдруг защипало глаза, и она отвернулась. Авива должна радоваться жизни в окружении родных и друзей, а не трястись от страха в темной каморке. Сколько девочка выдержит такое существование?

Оглянувшись на скрип кровати, Эстель увидела, как Авива продолжает разглядывать картины, свернувшись калачиком поверх одеяла.

– Это не все, – вдруг решилась Эстель. – Есть еще один сюрприз.

Она села на кровать рядом с подскочившей девочкой, достала из кармана и протянула ей шкатулку.

– Открой.

Авива с великой осторожностью повертела шкатулку в крохотных ручонках и развязала розовый бантик. Атласная ленточка скользнула в сторону, и девочка с каким-то странно напряженным видом открыла крышку и легонько потрогала один из кулонов.

– Хотела их подарить вам с тетей на прошлый день рождения, – сказала Эстель, беря шкатулку. – Но тетю Рашель увели, и я не успела.

Горло перехватило от нахлынувшего горя, но Эстель через силу продолжила:

– Вот и решила подарить сейчас. Нравится?

Она вынула кулон с цепочкой из шкатулки.

Авива подняла на нее глаза и кивнула.

Эстель наклонилась и застегнула цепочку на шее девочки, и та зажала кулон в кулачке.

– А этот сбереги для тети, когда вернется.

Закрыв шкатулку, она протянула ее Авиве.

Девочка покачала головой, поднялась на колени, достала второй кулон и отдала Эстель.

– Хочешь, чтобы его носила я?

Девочка кивнула. Эстель взяла кулон из детской ладошки, надела на шею, и тут ее осенило: Авива отдала ей украшение, потому что поняла – Рашель не вернется. Эстель тщетно пыталась остановить навернувшиеся слезы.

Самое ужасное – потерять надежду.

Авива забралась к ней на колени и обняла за талию. Эстель гладила ее по голове, пока та не обмякла, мерно посапывая у нее на руках. Эстель осторожно переложила дремлющего ребенка на кровать и укрыла одеялом.

Она принесла из гостиной детские книжки и сложила на столе в тайной комнате. Заперла шкаф и еще раз проверила, не осталось ли каких-нибудь следов пребывания ребенка. Нет, все чисто. Потом направилась на кухню и прибрала оставшуюся после ужина посуду. Хотя вряд ли в столь поздний час можно ждать гостей, но одинокому человеку совершенно ни к чему объясняться, зачем понадобился лишний набор тарелок и столовых приборов…

От знакомого условного стука в дверь она замерла как вкопанная и чуть не выронила стакан. Отставив его в сторону, метнулась в переднюю и поспешила отпереть замок.

Гость юркнул в квартиру, и Эстель охватило облегчение вперемешку с тревогой. Она оглядела темную площадку и лестницу, но кругом было тихо. На ум тут же пришло множество вопросов, но она не проронила ни слова, только как можно тише прикрыла дверь. Жерома она не видела несколько месяцев. И за это время не получила даже весточки, хотя со всех сторон до нее доходили разные слухи о повсеместных арестах и расправах с теми, кто «помогал врагу».

Заметив, что он порывается что-то сказать, она предостерегающе вскинула руку и повела его вглубь квартиры. Вернувшись в гостиную, поставила на граммофон пластинку и заговорила лишь после того, как заиграла тихая музыка. Осторожность не помешает.

– Ты зачем пришел?

Даже вполголоса вопрос прозвучал слишком резко.

Жером снял кепку. Под ней оказалась всклокоченная шевелюра, которую явно не мешало бы укоротить.

– Да вот, проездом. Дай, думаю, загляну. Пропустим по стаканчику, в картишки перекинемся. Давненько не виделись.

– Не смешно.

Он опустил глаза.

– Ты права. Прости.

Эстель заметила темные круги у него под глазами, недельную щетину, поникшие плечи. «Совсем вымотался», – мелькнула мысль.

– Нет, это ты прости. Что-нибудь нужно?

– Перекантоваться бы в надежном месте, – сказал он и посмотрел на нее.

– И ты пришел сюда?

– А что, диван у тебя просто шикарный. Даже целых два.

– Нет, ты серьезно?

– Просто деваться больше некуда. За последнюю неделю три явки провалено, у Дидре брата арестовали. Осталось только к тебе напроситься… – Он осекся. – Ты что, плакала?

– С чего ты взял?

Впрочем, отпираться было бесполезно, у нее с самого детства при малейшем намеке на слезы опухали веки, краснел нос и лицо покрывалось пятнами.

– Из-за Авивы? Где она? – встревожился он.

– Все нормально. Спит.

Жером провел рукой по растрепанным волосам.

– А что тогда?

– Просто… Сегодня годовщина. С тех пор… как забрали Рашель. У нее сегодня был бы день рождения, – добавила она, понимая, что говорит о Рашель в прошедшем времени.

– И с того самого дня я все думаю, как можно было что-то изменить. Как поступить, чтобы за пару тех драгоценных минут успеть спасти Рашель и ее родных. Чтобы Авива не осталась сиротой. И я тоже.

– Ты ни в чем не виновата. Откуда тебе было знать, как все обернется?

– Могла бы догадаться.

– Слушай, Алар, ты…

– Я не смогла им помочь. Не успела.

Она не хотела, чтобы он выдумывал ей оправдания. Да и своих слышать тоже, Господь свидетель.

– Ты старалась как могла.

– Знаешь, на следующий день они вернулись, – прошептала она. – Вынесли из квартиры Уайлеров все мало-мальски ценное. Мебель, ковры, книги Сержа, ювелирные украшения Рашель, столовое серебро ее матери. Наверное, в тот самый день я в глубине души поняла: они не вернутся.

– Не казнись, Алар.

– Не знаю, смогу ли.

Жером подошел ближе.

– Чем же тебе помочь?

Нежность в его голосе стала последней каплей. Она отвернулась, даже не пытаясь утирать катящиеся градом слезы. Жером протянул руку и аккуратно промокнул ей щеки рукавом, отчего слезы хлынули еще сильней. Тогда он просто крепко ее обнял.

– Мне страшно, – немного придя в себя, глухо пробормотала она ему в рубашку.

– Из-за чего?

– Не чего, а кого. Страшно за Авиву, – она вульгарно хлюпнула носом. – Боюсь, эту войну малышка не переживет. Боюсь не сдержать обещание ее сберечь. Боюсь, что эта проклятая война никогда не кончится.

– К сожалению, тут я ничем помочь не могу. Хотелось бы ее увезти за границу, но… ребенку это не по силам. Она просто не доберется до Испании через эти горы, реки…

– Я понимаю, –