Четырнадцатого июня 2003 года Чарли приехал раньше на полчаса – он изнывал от нетерпения. Проверил электронные карты пациентов в «Сёрнере» и выбрал восточную женщину{144}. Миссис Джин Кьюнг Хэн не была его пациентом, но у нее были серьезные проблемы. Ее привезли в больницу 12 июня с лимфомой Ходжкина и сердечной болезнью. Ее кардиолог, доктор Зарар Шалин, уже давал Хэн маленькую дозу дигоксина, обычно по 0,125 мг, поддерживая его концентрацию в крови на терапевтическом уровне, где-то в районе 0,63. Врач назначил ей еще одну дозу дигоксина 13 июня. Затем, после изучения электрокардиограммы, он обнаружил, что «диг» ей вовсе не помогал от аритмии. Наоборот, он мог ее убить. Поэтому он сказал, чтобы препарат ей больше не давали. В 19:00 дневная смена передала свои дела ночной. Чарли освободился уже в 19:30 и сразу пошел к автомату с препаратами «Пайксис», через который заказал дигоксин. Он оформил заказ на своего пациента, а затем быстро его отменил. Ящик с препаратами все равно открылся. Оказалось так просто. Новый протокол безопасности был идиотским. Чарли достал два пузырька и закрыл ящик.

Он вошел в комнату Хэн. Женщина спала. Он выбрал простой способ и ввел дозу дигоксина в порт шланга капельницы, расположенного между сумкой и ее рукой. Чарли ввел дозу, в восемь раз превышавшую ту, к которой Хэн привыкла{145}. Затем он выбросил иглу в контейнер для острых предметов и вышел из комнаты. Уже почти рассвело; действие препарата начнется уже после окончания его смены. Чарли заранее пришел на работу вечером 16-го, чтобы проверить. Но Хэн все еще была жива.

Чарли взял «Сёрнер» и просмотрел карту пациентки. Пульс миссис Хэн падал, все утро ее рвало, а анализ крови нашел в ее организме «диг», который подскочил с нормального уровня в 0,63 до 9,94. Кардиолог моментально выписал ей антидот, и Хэн стало лучше. Ее состояние оставалось нестабильным, но она держалась.

Эми ждала Чарли. У него лучше всего получалось ухаживать за пациентами после смерти, он был полезен и быстр. У него был свой серьезный порядок действий, которого он придерживался, и разговоры в него не входили. Он мыл тело, доставал иглы капельниц из вен, сворачивал шланги, доставал катетеры и трубки для приема пищи и дыхания. Затем доставал набор инструментов и саван. Саван. Для Эми это слово означало нечто священное, торжественное, домотканое и трагичное, но в Сомерсете саваном называли тонкие листы дешевого чистого полиэтилена, который легко рвался и которого вечно не хватало. Он напоминал Эми пищевую пленку. Когда она делала это в одиночестве, ее честные попытки всегда приводили к мрачному фарсу. Чтобы завернуть тело, необходимо было подложить несколько кусков этого полиэтилена под груз мертвого тела так, чтобы пленку не порвать и не смять. Это все равно что стелить постель, пока в ней кто-то лежит. Попытки Эми подтянуть, поднять и подоткнуть чаще всего приводили к полному хаосу. Она пробовала использовать четырехфутовые квадраты, чтобы покрыть все тело, но всегда оставался зазор в области живота. Так или иначе, либо ноги, либо голова оставались неприкрытыми. В итоге она просто обматывала труп так же, как ребенок заворачивает подарок на день рождения. Или просто звала Чарли.

Чарли делал это умело. Он точно рассчитывал площадь полиэтилена и с идеальным нахлестом, углом и сгибом заворачивал умершего в профессиональный полимерный кокон, вместе с головой, ногами и всем остальным. Чарли был в этом хорош. Она его похвалила. Он ответил, что это просто. У него было много практики.

Преподобный Флориан Гэлл прибыл на скорой в отделение интенсивной терапии Сомерсета спустя почти девять месяцев с того дня, когда Чарли начал там работать. Гэлл был в тяжелой лихорадке, а его лимфоузлы сильно воспалены, в связи с чем можно было предположить, что он страдает от сильной бактериальной инфекции и, вероятно, пневмонии. Его легкие напоминали мокрую мочалку и с трудом поставляли кислород в сердце и мозг. Его пришлось подключать к машине. Гэллу подняли подбородок, открыли рот, вставили в трахею пластиковую трубку, прилаженную к воздуховоду и затем – к аппарату искусственного дыхания. В это же время почки Гэлла перестали выдерживать нагрузку. Они восстановились бы только вместе со всем организмом, а пока фильтровать его кровь также предстояло специальному аппарату{146}.

Сестра преподобного Гэлла каждый день посещала брата. Люсилль работала старшей медсестрой в больнице неподалеку, что позволяло ей подольше оставаться около брата – такую ей оказывали профессиональную любезность. У нее было свое мнение насчет ухода за братом. Чарли не всегда ухаживал за преподобным, но постоянно его проверял, и ему не нравилось отношение сестры. Она спорила по поводу лекарств, которые он давал Гэллу, и вела себя так, будто была здесь главной. К примеру, она не считала, что давать ее брату тайленол – хорошая идея, учитывая плохое состояние его печени. Ее отношение раздражало Чарли до такой степени, что, когда он думал о преподобном, в голове возникал образ Люсилль, а не Гэлла. Лишь когда она уходила, Чарли мог заняться делом.

Реальной проблемой Гэлла было сердце – мерцательная аритмия, вероятно, означала, что одна из сердечных камер сокращалась слишком быстро, для того чтобы эффективно наполняться кровью или качать ее. Дежурный кардиолог выписал дигоксин. Препарат должен был успокоить желудочек предсердия, тогда наполненная кислородом кровь сможет снова циркулировать по телу священника. Во всяком случае, такой был план.

На этом этапе невозможно было определить, выживет преподобный или нет. Семья оформила согласие на то, чтобы не применять специальных мер для возвращения Гэлла к жизни: по крайней мере, если он умрет, то его душа спокойно отойдет в лучший мир без лишнего драматизма и использования «экстраординарных» методов. Однако постепенно здоровье Гэлла стало улучшаться. Сердечный ритм стабилизировался, и ему перестали выписывать дигоксин. По совету врача сестра святого отца отменила свое согласие на отказ от реанимации, и в ней снова разгорелась надежда. В конце концов, если он продолжит идти на поправку, то его отпустят домой.

Чарли наблюдал за ним во сне, изучал блеск его лысой головы в свете аппаратов и больничную пижаму, сменившую церковное облачение. Он не был похож на тех священников, которых Чарли видел в детстве; он не выглядел как посланник Бога на земле – для этого он был слишком болен и слишком человечен. Такой приговор вынес ему Чарли. Он хорошо знал карты пациентов, поэтому оттащил тележку с компьютером в угол отделения и стал размышлять над увиденными там цифрами.

Сердце преподобного Флориана Гэлла остановилось приблизительно в 9:32 утра 18 июня. Это произошло неожиданно, и для его спасения были предприняты героические меры. Они оказались неудачными. Время смерти в его карте – 10:10 утра. Анализ крови Гэлла показал, что уровень дигоксина в его организме был намного выше нормы. У администрации Медицинского центра Сомерсета появилась проблема. Смерть не была естественной. И Гэлл не был первой жертвой. Его назвали «пациент номер четыре».