Мгновение спустя я оказалась прижата к двери, а мои губы — вновь очень заняты. Я обвила руками его шею, зарылась пальцами в короткие волосы на затылке, тихо радуясь тому, что он не всегда мог себя контролировать на сто процентов.

— Что ты со мной делаешь, Таня Ларина? — прошептал он, прервав поцелуй и касаясь лбом моего лба.

От тона, которым это было сказано, целый рой бабочек вспорхнул в животе. Пусть он ни разу не признавался мне в любви — во всяком случае, формально — в такие моменты я чувствовала его любовь каждой клеточкой тела.

— А что я с тобой делаю? — так же шепотом уточнила я.

Вместо ответа он снова поцеловал меня, как всегда предпочтя словам действия, а мне почему-то отчаянно захотелось все же спровоцировать его на слова. Я чуть отстранила его от себя и вопросительно посмотрела в глаза.

— Нет, ты скажи мне, — прямо попросила я.

— Что ты хочешь услышать?

Я едва не застонала. Неужели пятьсот лет назад отношения между мужчиной и женщиной настолько принципиально отличались? Женщины не хотели слышать слов любви? Или мужчинам какие-то «законы чести» запрещали их говорить?

— Да хоть что-нибудь, — пробормотала я, отводя взгляд в сторону. — Что дало бы мне понять твое отношение ко мне.

Он отстранился сильнее, и я почти пожалела о том, что вообще начала этот разговор. Хотя когда-то же надо было.

— То есть для тебя мое отношение неочевидно? — недоверчиво уточнил он.

— Причем здесь это? Неужели тебе так сложно сказать три простых слова?

Он вдруг выпустил меня из объятий, отвернулся и отошел. Сердце болезненно кольнуло. Неужели я прошу чего-то фантастически сложного?

Я не понимала. Честно не понимала, в чем проблема. Он был готов умереть за меня еще четыре месяца назад, но не мог сказать простого: «Я люблю тебя»?

— Ян… — позвала я, но он поднял руку, давая знак помолчать.

Я вдруг поняла, что он не столько ушел от ответа, сколько прислушивается к чему- то. Однако тишина в гостиной сейчас нарушалась только треском огня в камине да нашим дыханием.

— Что?

— Сигнальные чары сработали, я пытаюсь понять где.

— Какие еще чары?

Или он все-таки уходит от ответа? На него это было непохоже, но раньше я никогда и не пыталась откровенно поговорить с ним о чувствах. О его чувствах. О своих я говорила и не раз.

Норман снова повернулся ко мне, на его лице явственно читалась тревога.

— Кто-то из студентов пытается провести темный ритуал. Прости, мне надо идти.

Он распахнул дверь, предлагая мне покинуть его гостиную. Я снова на мгновение заподозрила, что все это спектакль, но тут же прогнала эти мысли: Норман не стал бы так поступать. Он скорее прямо сказал бы, что не желает обсуждать эту тему. Да и волнение, смешанное с затаенным страхом, выглядело вполне искренним.

Он помчался по коридору прислушиваясь к каким-то своим ощущениям, иногда останавливаясь и чертя рукой в воздухе какие-то символы, а потом выбирая новое направление. Я понимала, что мне следует вернуться к себе, но ничего не могла с собой поделать и следовала за ним. Толи надеясь все-таки продолжить разговор, то ли просто испугавшись за него. Я знала, что если он не успеет остановить ритуал, у него начнутся серьезные проблемы. Как минимум, Ротт получит повод забрать его в Легион, а там и до снятия иллюзии недалеко.

Какая бы магия ни вела Нормана, она привела его на подземный этаж, о котором ректор однажды упоминал при мне, но на котором я до сих пор никогда не была. Потолки здесь были куда ниже, ни окон, ни светящихся шаров тут не наблюдалось, поэтому чтобы развеять плотную темноту, Норман создал собственный шар, который поплыл за ним по витиеватому коридору. Я старалась не отставать, хотя Норман уже пару раз велел мне идти к себе. Однако я нагло не слушалась, а у него не было времени со мной препираться.

В конце концов он остановился у двери в какую-то комнату. Та оказалась заперта заклинанием, но ему не составило труда ее вскрыть: его светлый поток действительно был достаточно мощным, едва ли кто-то из студентов мог ему что-то противопоставить.

Норман ворвался в темное помещение, освещаемое только пламенем двух десятков свечей и практически с порога выкинул руку вперед.

— Нон гарт!

Его окрик заставил меня вздрогнуть. Уж если ему пришлось прибегнуть к помощи словесной формулы для направления потока, то либо ситуация была совсем критической и требовалось много силы, либо он сам пребывал в слишком напряженном состоянии и опасался, что оно помешает ему направить поток. В остальное время ему не требовалось выкрикивать заклинания.

Я просунулась в комнату вслед за ним и замерла, увидев испуганную и растерянную Анну, которая сидела в центре круга, расчерченного смутно знакомыми мне символами. Я не знаю, что происходило в тот момент, когда в помещение вошел Норман, но судя по выражению его лица, он сейчас был на грани бешенства.

— Ну все, Бауэр, вы доигрались, — сквозь зубы процедил он, ударом ноги сшибая несколько свечей, которые попались ему на пути.

Анна испуганно отползла назад, стараясь отодвинуться от приближающегося преподавателя, но тот неумолимо наступал на нее, гневно выговаривая:

— Я терпел ваше восторженное невежество в отношении к темной магии. Я закрывал глаза на вашу наглость. Я пытался донести до вас истинную суть темной стороны, но вы не слушали. Я надеялся, вам хватит ума хотя бы пройти спецкурс до конца, и только потом пускаться в опасные эксперименты, но нет. Вы решили поставить крест не только на своей жизни, но еще и на моей, а это уже слишком.

— Профессор Норман, — попыталась я окликнуть его, чтобы как-то остановить. Мне казалось, что еще мгновение — и он швырнет в Анну какое-нибудь заклятие.

Он не отреагировал, только пнул ногой еще несколько свечей, на которые едва не наступил, продолжая надвигаться на Анну. Та продолжала в ужасе отползать от него, уже, кажется, поскуливая от страха. По ее щекам катились слезы.

— Чтобы ноги вашей больше не было на моих занятиях. Это как минимум. И я хочу, чтобы вы знали: я буду добиваться вашего исключения из Орты и пожизненного запрета для вас посещать мир за Занавесью.

— Профессор Норман! — снова позвала я его, но он вновь остался безучастным.

Я могла его понять: закон возлагал на него всю ответственность за подобную глупость студентов, хотя среди нас совсем уж детей не было. А судя по ритуалу, Анна собиралась не просто сотворить темный портал ради того, чтобы попробовать на вкус темный поток. Кажется, она собиралась провести ритуал привязки. В результате которого она, скорее всего, погибла бы, а Норман отправился бы в тюрьму на очень большой срок за то, что не уследил. Это было несправедливо, на мой взгляд, но закон есть закон, он не всегда бывает адекватен и справедлив. Поэтому гнев Нормана я прекрасно понимала, но никому не станет лучше, если он со злости сам прибьет ее на месте.