Володе, слух которого автоматически улавливал и квалифицировал все звуки, показалось, что звук этого выстрела очень похож на выстрел из «СВД».

«Да нет, не может быть, – мелькнуло у него в голове. – Откуда во Франции «драгуновка»?»

Из-за тесноты Володе с трудом удалось усесться на сиденье, при этом ему пришлось спихнуть Гудаева себе под ноги. Тот, немного приходя в себя от произошедшего, сердито зашипел, но Локис не обратил на это внимания и придавил Салмана коленом.

– Лежи спокойно, черный, – предупредил он Гудаева, – а то руку сломаю.

Тот на некоторое время затих. Володя повернулся к Люка, и ругательства сами собой сорвались с его языка. На груди инспектора, с правой стороны, расплывалось большое ярко-алое пятно. Он дышал с хрипом, прерывисто. И при каждом выдохе из-под скотча у него выдувались кровавые пузыри. Взгляд Люка был страдальческим и одновременно злым. Локис быстро сорвал со рта полицейского полоску скотча.

– Купа, – проговорил он тревожно, – похоже, нашего инспектора серьезно подстрелили. Что будем делать?

– Хреново дело, – буркнул Демидов, не оборачиваясь. – Ладно, высадим его при первой возможности… Авось найдутся сердобольные граждане, вызовут ему «неотложку»… Ты-то откуда еще взялся на нашу голову?!

Последние слова были обращены к регулировщику, который, размахивая светоотражающим жезлом, приказывал им остановиться. Демидов, не снижая скорости, промчался мимо. Обернувшись, Володя увидел, как полисмен бегом вернулся к своему мотоциклу.

«Преследовать будет», – подумал Локис, и, словно подтверждая его опасения, сзади раздался противный заунывный вой сирены.

Улочки старого Парижа меньше всего подходили для игры в автомотодогонялки. Узкая проезжая часть, такие же узкие тротуары-панели, на которых с трудом могли разойтись несколько пешеходов. Локис торопливо рвал на Люка рубашку, чтобы осмотреть рану, хотя и без того понимал, что, скорее всего, у того пробито легкое. Выходное отверстие было довольно большое, около восьми – восьми с половиной миллиметров. Это Володя определил скорее по привычке, чем осознанно. Значит, это пуля не из полицейского оружия, у них калибр – Локис это знал совершенно точно – девять миллиметров. А здесь стреляли меньшим калибром и, коль скоро ранение сквозное, более мощным зарядом, видимо, армейским. Все эти мысли вихрем проносились в голове разведчика, пока он раздирал подол инспекторской рубашки на полосы, запихивая комки ткани в рану, чтобы остановить кровотечение. Люка продолжал хрипеть и даже попробовал оттолкнуть Локиса, но ему мешали наручники.

– До первой контрольной точки осталось три квартала, – предупредил Купец. В зеркале заднего вида он хорошо видел полицейского-мотоциклиста, который, не рискуя приблизиться слишком близко к опасной машине, тем не менее плотно висел у них на хвосте. – Медведь, сделай что-нибудь, чтобы он отстал от нас… – попросил Демидов.

Что командир имел в виду под словами «сделай что-нибудь», Локис не знал, но понял это по-своему. Выхватив из-за пояса «беретту», он, не целясь, несколько раз выстрелил под колеса мотоциклисту. Тот, не ожидавший ничего подобного, а скорее всего, потому, что рикошетившие от мостовой пули с визгом пронеслись чуть ли не перед самым его носом, завилял, теряя управление. Через секунду он вылетел на тротуар, разметав толпу зевак и врезавшись в стену дома.

– Минус один, – тихо констатировал Локис.

– Внимание, – предупредил Демидов, – выходим на контрольную точку.

«Ситроен», громко визжа тормозами, заложил такой крен на повороте, что Локиса буквально вжало в дверцу. Промчавшись по такому узкому переулку, что машина буквально царапала боками стены домов, разведчики и их пленники оказались в просторном колодце двора. Темно-зеленый «Пежо»-пикап, стоявший в отдалении, мигнул им фарами.

Если не считать того мотоциклиста, которому Локис «помог» сойти с дистанции, больше погонь за ними не было. Едва они пересели в «Пежо», за рулем которого находилась Аня, как их уже примелькавшийся на парижских улицах «Ситроен» задним ходом выехал из проходного двора и продолжил путь в сторону моста Александра III. Раненого инспектора разведчикам пришлось взять с собой. Он был уже без сознания, температура стремительно поднималась.

– Ребята, – растерянно проговорил боец из группы Дрозда, – я не смогу его взять. Мне приказано утопить машину…

Выругавшись, Демидов подхватил на руки окровавленное тело и уложил в салоне, предварительно подстелив на сиденье какие-то тряпки.

Гудаев, который никак не мог прийти в себя от стремительно меняющихся событий, безропотно залез в багажник пикапа. Он даже не спросил, кто его выкрал перед самыми дверями Дворца правосудия.

Попетляв немного по городу, чтобы проверить, нет ли за ними «хвоста», Корнейчик подъехала к какому-то старинному дому в безлюдном квартале исторического центра. Разведчикам повезло – внутренний дворик оказался пуст. Хотя Локис не был в этом абсолютно уверен. У него возникло ощущение, что из-за прикрытых ставен за ними внимательно следят. Поднявшись по скрипучей и не слишком надежной деревянной лестнице в мансарду, они замерли на пороге. Две маленькие, полутемные комнатушки, без ванной и даже душа. В углу то ли прихожей, то ли просто какого-то тамбура смутно белела не очень чистая раковина с нависающим над ней громадным медным краном. Был и туалет с унитазом, но вместо двери от жилых комнат он отделялся простой занавеской.

Зато мебель – сплошной антиквариат, преимущественно ампир и рококо. Правда, вся она требовала серьезной реставрации и только после этого могла претендовать на место в музеях или частных коллекциях.

Но самым экзотическим предметом в мансарде являлся сложенный из дикого камня очаг. Рядом с ним аккуратной поленницей была сложена мелко наколотая щепа и стояли мешки с углем.

– И это называется процветающей Европой? – проходя в комнату и укладывая бесчувственного Люка на кровать, хмыкнул Демидов. – Да у нас в Балашихе коммуналки чище! Ну, Дрозд, скотина, подложил свинью…

По тому плану, который предложил им коллега из ФСБ, в этой мансарде им предстояло провести не меньше трех дней, пока улягутся главные страсти.

– Любопытное местечко, – в тон ему сказал Локис, заводя в мансарду Гудаева. – А я-то думал, что такое только в кино можно увидеть.

Салман уже отошел от шока и теперь пытался держаться с прежней самоуверенностью и достоинством. Когда Володя не слишком вежливо впихнул его в комнату, он зло сверкнул на него глазами.

– Ну, ты, – вскинув голову, словно его взнуздывают, холодно проговорил Гудаев, – не распускай свои грабли.

– Чего?! – вскинул брови Локис. – Ты мне поговори еще, я тебе этими граблями так гриву расчешу, что потом ни один парикмахер не возьмется эту прическу исправлять! Сядь в угол и не отсвечивай!

– Благодари Аллаха, – презрительно кривя губы, прошипел Гудаев, – что у меня связаны руки. А то бы я тебе показал, русская свинья.