Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не могла представить Катрину дикаркой, носящейся по лесам, как Бром. Но раз он так сказал, значит, это была правда. Мне стало жаль малышку Катрину, вынужденную отказаться от неба, деревьев, травы ради чинного сидения в гостиной над рукоделием.
Она пытается обуздать тебя, как обуздали ее, потому что ничего другого она не знает, потому что именно это считает правильным.
– И мы никогда больше не оставались вдвоем. Вокруг толкались другие парни – как и я, уже считающие себя мужчинами, – и было их много. Твоя бабушка была прелестной девочкой, а стала прекрасной юной женщиной. И все эти парни хотели заполучить ее красоту, заполучить ее огромные голубые глаза – ну и, конечно, деньги ее отца. Деньги меня никогда не заботили, а вот глаза я любил, а еще больше любил ее душу. И душу эту знал только я. Только я видел настоящую Катрину под любой маской. Не нужен ей был никто из этих мордатых дурней. Ну, и я избавлялся от ее поклонников, устранял их одного за другим. Чтобы ей стало очевидно, что я – единственный. Ее отец был согласен. И она хотела быть со мной – правда-правда. Но ей не нравилось, что я так легко отделался от соперников. Катрина считала, я должен побороться за нее, не понимая, что я сражаюсь за нее всю свою жизнь, что я добиваюсь ее с первой нашей встречи, что для меня не существует никого, кроме нее. Только Катрина, всегда только Катрина. Я даже не смотрел на других женщин. Я их просто не видел. Видел только ее. А потом в городке появился Икабод Крейн.
Голос Брома изменился. О себе и Катрине он говорил почти мечтательно, но имя Крейна произнес совсем другим тоном – тоном, в котором звучало железо.
– Он был дурак-дураком, несмотря на то, что работал школьным учителем и считался умным. При ходьбе он напоминал марионетку, которую дергают за ниточки, – нелепую куклу со слишком длинными руками, слишком длинными ногами, и туловище его тоже было слишком длинным, таким длинным, что он, казалось, толком даже не знал, где у него что. Жрал как лошадь, а оставался тощим, словно метла. И беден был как церковная мышь. Жалованье учителей и так кот наплакал, а этот получал еще и поменьше прочих, но деньги он любил. О да, любил. Очень любил и очень хотел стать богатым, только не знал как. И тут он увидел Катрину. Она была красива, но, что куда важнее, она была богата. И Крейн устремился за ней, как гончая за лисицей. В своем азарте он даже не заметил, что я стою на его пути. Считал, будто запросто сможет охмурить Катрину, заполучить ее и стать хозяином земель ван Тасселя. Можно подумать, он знал, что делать с фермой таких размеров. Он бы загубил все хозяйство. И сделал бы Катрину несчастной, не сомневаюсь.
Теперь я уже не считаю, что она и вправду положила глаз на Крейна, но тогда я был ослеплен яростью. Мне кажется, она не хотела, чтобы все в ее жизни было неизбежным. А сделать ничего не могла. Девушкам полагается быть тихими и послушными и делать то, что скажут им их отцы. Хотя Балт совсем ее избаловал – если бы он согласился на брак, а она бы отказалась, он бы мигом забрал согласие. Но я ему нравился, и он хотел, чтобы я стал его зятем. Кроме того, он знал, что Катрине я тоже нравлюсь. О Крейне Балт был невысокого мнения, но мнение это держал при себе. Он был хорошим, добрым человеком, Балт.
Бром вздохнул, я и поняла, что он скучает по тестю. По общему мнению, они прекрасно ладили, несмотря на разницу темпераментов – неистовый Бром и сдержанный Балт. Я совсем не помнила отца Катрины – он умер, когда я была еще совсем маленькой, – но помнила, как грустил потом Бром.
– Так вот, Катрина привечала Крейна, и каждый раз, когда я видел, как он делает руку кренделем, предлагая ей прогуляться, или кружится с ней в танце, я приходил в бешенство. Пожалуй, где-то в глубине души я понимал, что` она делает, но перестать злиться не мог. Учителишка ее не заслуживал. Он не заслуживал даже того, чтобы стоять рядом с ней, не говоря уже о том, чтобы взять ее в жены.
Бром и сейчас сердился. Прижатым к его спине ухом я слышала, как заколотилось его сердце, и мерный рокот его голоса превратился в медвежье рычание.
«Да, Крейн несомненно был дураком, – подумала я. – Как мог такой, как он, полагать, будто может сравниться с Бромом, и вообще, как он мог не прийти в ужас при виде разъяренного Брома?»
– Я начал думать, что единственный способ избавиться от Крейна – заставить его покинуть деревню. Обычными угрозами я бы ничего не добился.
Я поежилась. Что значит – «обычными угрозами»? Выходит, думала я, Бром так много угрожал людям, что угрозы стали для него «обычными»? Наверное, они включали в себя обещание Брома измолотить кого-то до полусмерти, но, судя по всему, Крейн такого рода угрозы не воспринимал.
– Сама знаешь, здешние обитатели – самые суеверные люди на земле. Они верят всему, что слышат. А Крейн был еще суевернее. Он верил всему, что касалось проклятий, привидений и магии. Ну я и решил, что лучший способ избавиться от него – это напугать. Напугать так, чтобы он сбежал, не оглядываясь. В деревне всегда ходили истории о всаднике, живущем в лесах, о несущем смерть кошмаре, сотканном из теней. Я лишь немного, ну, расцветил байку. Начал рассказывать о Всаднике без головы, выезжающем каждую ночь на поиски новой жертвы. И понеслось – каждый житель деревни рассказал эту историю кому-то,