Ее письмо о продаже дома было отправлено, но документов о расторжении брака она так и не получала. Видимо, юристы не разделяли спешки Сильвии. Но гордость Анджело не позволит родиться наследнику вне брака…

Элли начало казаться — все еще очень неопределенно. Как она могла планировать свое будущее, когда прошлое никак не отдалится от нее?

Несмотря на спокойствие монастырской жизни, тянущееся ожидание отбирало у нее все силы. Пища здесь была вкусной, но аппетит покинул ее, и Элли похудела. Она была вялой и плохо спала. К тому же ей все время хотелось плакать. Она даже обратилась в лазарет к сестре Перпетуе, которая посоветовала свежий воздух и упражнения.

Элли последовала совету, но сегодня утром проснулась с головной болью и слабостью.

«Я не могу болеть, — говорила она себе. — Мне со стольким надо справиться, я не хочу быть обузой для монашек».

Находясь с детьми, она развеялась, и головная боль ушла. Но мысль о еде все еще не привлекала ее. Может, пропустить обед и отдохнуть?

Отвернувшись от окна, она увидела матушку Фелиситас с конвертом в руке:

— Это тебе, мое дитя.

Письмо пришло из агентства недвижимости. Может, они продали «Каза Бьянка»?

Элли вскрыла конверт, вытащила письмо и пробежала глазами по тексту.

«Очень многие интересуются «Каза Бьянка», — сообщалось в письме, — но самую большую цену предложил граф Анджело Манзини».

Элли выдохнула, слова проплывали перед глазами. Она повернулась к матушке и прошептала:

— Мой дом. Он купил мой дом для нее…

Непроглядная темнота накрыла ее.

Элли пришла в себя в лазарете.

— Со мной все в порядке! — пыталась убедить она матушку Фелиситас. — Просто неожиданные вести. Вот почему я упала в обморок. Я здорова.

— Нет, нет! — Матушка Фелиситас гладила ее по руке. — Сестра Перпетуя говорит: симптомы ранней беременности часто неприятны.

Словно бомба взорвалась в тишине лазарета.

— Ребенок?! Она говорит, что у меня ребенок? Но это невозможно!

— Сестра Перпетуя работала акушеркой, прежде чем пришла к нам. Она сообщила о своих подозрениях еще неделю назад. Что бы ни произошло в прошлом, ты должна поделиться со своим мужем.

— Нет, я не могу. — Элли резко села в кровати.

— Но в таком случае ты сможешь дать ребенку его имя. Твое положение не может оставаться секретом. Граф Манзини должен знать, что станет отцом.

— Это последнее, о чем он хочет услышать, — прошептала Элли. — Пожалуйста, поверьте мне, матушка, и не просите объяснить.

Осознав, что она потеряла, Элли беспомощно заплакала.

Вымотанная, она спала этой ночью гораздо лучше — после отвара, приготовленного сестрой Перпетуей, она проснулась спокойная и уверенная.

Она забудет о прошлом и устроится в Англии с помощью денег, что заплатит ей Анджело за «Каза Бьянка».

У него теперь все есть. Ее гордость, ее воспоминания, ее домик. Ее любовь.

За обедом Элли съела немного супа и пасты и, приободренная медсестрой, села во дворе под деревом. Было жарко, даже птицы почти не пели. День едва ли подходил для серьезных решений.

Сначала, услышав громкий лай, Элли решила, что дремлет. Но по двору мчался к ней реальный пес с круглой мордой и развевающимися ушами. Он махал хвостом и восторженно лаял.

— Поко?! Что ты здесь делаешь?

И тут Элли поняла, кто стоял в арке — высокий, стройный мужчина в кремовых брюках и черной рубашке.

«О нет, — думала она. — Это неправда. Это происходит не со мной».

Элли знала, как сейчас выглядит: испуганные глаза, распущенные волосы, простое платье. Она тут же вскочила со скамейки, сложив руки на груди, будто защищаясь.

Анджело помедлил, удивленно встретив этот жест:

— Добрый день, Елена. Как ты?

— Хорошо. До этого момента.

Он похудел, под глазами пролегли тени, а черты лица заострились.

Но она не должна была смотреть на него. Чувствовать боль.

— Мне сообщили, ты купил «Каза Бьянка». Если это подарок Сильвии, то ты зря потратил деньги. Она никогда не любила Порто-Веккио, предпочитая роскошь и богатство.

— Я купил его для себя. Хочешь знать почему?

— Видимо, чтобы доказать мне, что я не могу отказаться. Но это не важно. Дома нет, и меня тоже скоро не будет. — Она помолчала и продолжила: — Как ты нашел меня? Тебе сообщила матушка Фелиситас? Она обещала…

— Нет. Никто мне не сообщал. Я увидел письма в агентстве, адресованные монастырю, и вспомнил, что видел тебя за разговором с матушкой на ужине. Вдруг поиски завершились. Я приехал сюда и спросил о тебе.

Поко лежал перед Элли, размахивая лапами, и она почесала его живот. Волосы закрыли ее покрасневшее лицо.

— Ты искал меня? Зачем? Кажется, мы попрощались.

— Да, мы многое сказали друг другу. Но я не уверен, что все это — правда.

— Я теперь знаю правду, — сказала она, не глядя на Анджело и полностью сосредоточившись на собаке.

— Если ты о письме, то я был сердит, и мне было больно… Я сразу же пожалел о нем, но предотвратить отправку уже не мог. А когда вернулся в Порто-Веккио, тебя уже не было…

— Почему это тебе было больно? — Она посмотрела на него. — Или ты будешь отрицать, что вернулся в Рим ради моей сестрички Сильвии?

— Я ничего не отрицаю. Я ответил на призыв о помощи от моей бабушки. Сильвия в истерике заявилась к ней, крича о том, что я расстроил ее брак и мой долг — предложить защиту и имя ей и ребенку, которого она от меня ждет. — Он замолчал, слабо улыбаясь. — Это было срочно, ты же понимаешь. И я уехал.

— Тебе весело? — выдохнула Элли.

— Над каждой нелепостью можно посмеяться.

— А бедный Эрнесто? То, что его жена носит ребенка от другого, — тоже шутка?

— Эрнесто ничего не знает и вряд ли бы заволновался. Он сам расторг брак, оставив твою кузину ради секретарши Ренаты Карлоне. Они уже какое-то время были любовниками… Как только он получит свободу, они поженятся. Боюсь, Сильвия единственная, кто остался ни с чем.

— Но он же обожал ее! Ревновал к каждому, кто к ней подходил.

— Может, так и было. Но его страсть так же, как и ребенок, которого она ждет, — всего лишь фантазия.

— То есть… она не беременна?

— Ни от меня, ни от кого-либо еще. Когда я потребовал от Сильвии подтверждения и предупредил, что настаиваю на тесте ДНК, она сначала уклонялась, потом сердилась, а затем призналась, что не уверена в своем состоянии. Она просто лгала.