И правда: что могут знать гражданские лица, пусть и безгранично преданные фюреру, о войне? Служба в армии – это профессия, ей надо посвятить всю жизнь, отдать всего себя. Тогда и получится дело… Причем начинать следует с лейтенанта, а потом долго, упорно идти вверх, проходя все должности, все ступени в карьерной лестнице. Тогда через двадцать лет из глупого, тщеславного мальчишки получится годный командир полка, а еще через десять – неплохой генерал…

Гальдер, разумеется, не выражал вслух своего неудовольствия, не поднимал бунт на корабле (не то воспитание), но всегда кривился, когда приходилось иметь дело с партийными функционерами. Особенно с бонзами – напыщенными, самодовольными, спесивыми.

Хотя и понимал, что в определенном смысле они даже полезны – как некая организующая сила… Людям нужен лидер, фюрер, вокруг которого должны все объединиться. И такой есть – Адольф Гитлер. Плох он или хорош, но в данный момент – рейхсканцлер Германии, глава правительства. Партийные же функционеры выполняют при нем роль пастухов, загоняющих стадо в хлев… Или на бойню.

Чем грандиозней партийные съезды, парады и факельные шествия – тем прочнее и надежнее власть, а значит – и сильнее, увереннее государство. Что, бесспорно, идет только на пользу. Особенно если это – Германия… Партия мобилизует народ, превращает его в монолитную массу, на которую можно опереться. Дает людям веру, помогает легче переносить страдания и лишения. Если нужно – мобилизует людей на войну…

Гальдер не мог не признать, что Гитлер нужен Германии. А потому, несмотря на внутреннее недовольство, старательно служил ему. И выполнял все приказы. Что же касается личных пристрастий и мыслей…

Лучше оставить их при себе. И никому не высказывать, тем более – письменно. Мало ли кто заглянет в его дневник! И доложит, кому надо. Даже ясно – кому…

Генерал-полковник вздохнул и убрал тетрадь в стол, к двум уже полностью заполненным. Запер ящик, но ключ демонстративно оставил в замке. Зачем выказывать недоверие адъютантам – будто он что-то от них скрывает. Это же несправедливо! К тому же тот, кому надо, и так залезет, найдет способ. Хоть носи ключи на шее, хоть прячь в кармане…

Кстати, об адъютантах. Завтра у него день рождения, исполняется пятьдесят семь лет (возраст, возраст!), и его вроде бы собираются поздравлять. Конечно, без помпезности (война!), но по-своему, по-армейски. Адъютанты, надо думать, заглянут вечером, вручат символические подарки. Что же, надо приготовить для них бутылку хорошего французского вина.

Выпьем по бокалу, поговорим минут пять – и хватит. А потом – опять за дела. Война страшная, тяжелая, с самым опасным на сегодняшний день противником. Вот победим, тогда и отпразднуем по-настоящему. А пока…

Огненный шквал бушевал над лесом – немцы, отступая, подожгли сосновый бор, решив таким образом задержать советские машины. Нагретый солнцем хвойник пылал весело, жарко, с оглушительным треском. Гудящее пламя бежало по деревьям, как рыжая белка, перепрыгивая с ветки на ветку, с макушки на макушку…

Тем не менее через бор надо было как-то пробиться – единственная дорога на Дубно. Если обходить стороной – долго и не факт, что получится: к городу постепенно стягивались немецкие дивизии, а любая встреча с ними – это неминуемая задержка. В Дубно же очень ждали помощи от мехкорпуса Рокоссовского, и 40-й танковый полк майора Дымова, по сути, был единственным, кто мог реально пробиться и спасти группу…

Виктор Михайлович решил – идем напролом! Посигналил флажками «делай, как я» и приказал экипажу плотно закрыть люки. Затем толкнул Дениса Губина – давай, выручай! Тот все понял, тяжелая машина, грозно взревев, постепенно стала набирать скорость. Мощный, хорошо защищенный «Клим Ворошилов» играл роль тарана, пробивая проход, а за ним, выстроившись колонной, двигалась другая техника. И по уже расчищенной дороге – пехота, за которой – тылы и конные обозы с ранеными. Чтобы лошади не пугались огня, им завязали головы намоченными в воде тряпками…

«Клим Ворошилов» ворвался в горящий лес, как гигантский стальной поршень, прокладывая дорогу, сметая с пути упавшие деревья, остатки разбитой техники, какие-то тлеющие телеги… Траками давил и гасил начавшую полыхать траву – чтобы могли пройти люди и лошади. После «КВ» в лесу оставались две широкие черные колеи, по которым все уже шли без особого риска.

В танке было очень душно, жарко, даже улучшенная вентиляция не спасала – раскаленный воздух почти не охлаждался. Огонь маленькими рыжими бесенятами плясал на броне, так и норовил забраться в двигатель или нырнуть в топливные баки… Тогда бы – все, сгорели за минуту. Или взлетели на воздух от взрыва боеукладки. Вот и приходилось выжимать из танкового двигателя все силы – скорее проскочить страшный огненный коридор…

«Клим Ворошилов» мчался, как бронепоезд, – что называется, на всех парах. Наконец пробил дорогу, вылетел на чистое место и рухнул с высокого обрыва в лесную речушку. Брызги поднялись до самых небес, холодная вода обиженной кошкой зашипела на раскаленной броне…

Чтобы не мешать другим, «КВ» сразу же ушел в сторону. Очень вовремя – с берега стали бухаться в воду и остальные машины – «бэтушки», броневики, тягачи… За ними настал черед пехоты, люди прямо в одежде кидались в речку – скорее глотнуть воды, охладить пылающую кожу, прочистить нос и горло. Сложнее всего приходилось лошадям – они шли с трудом, отчаянно ржали и бились в упряжках, пытаясь вырваться. Ездовые крепко держали их под уздцы, поливали водой, успокаивали тихими, ласковыми словами…

Несмотря на пожар, крещение огнем 40-й танковый полк прошел практически без потерь. Техника не сгорела, люди и лошади – не задохнулись в дыму, боеприпасы и бочки с бензином не взорвались… Что, несомненно, было большой удачей.

С северо-восточной стороны Дубно блокировали два батальона 11-й панцерной дивизии, танковый и пехотный, их было необходимо отодвинуть в сторону. А еще лучше – уничтожить, чтобы не мешались под ногами…

Немцы стояли лицом к городу, к группе Попеля, с тыла удара не ждали. И даже предвидеть не могли. «Как же так, – недоумевал командир пехотного батальона майор Буш, – у нас же за спиной – 14-я панцерная дивизия, откуда же здесь русские? Да еще с танками! И где, черт побери, наши панцеры, почему не помогают?»

Красноармейцы, идущие в атаку, были страшны, как сама смерть: покрытые копотью лица, безумные глаза, рваная, дымящаяся одежда… Исчадия ада, а не люди! Их, кажется, и пули не брали: на место павших тут же становились новые. Накатывались волнами, рота за ротой, взвод за взводом…

А впереди всех плыла стальная громада «Клима Ворошилова». Длинная танковая пушка с ужасающей точностью выплевывала 76,2-мм смерть, калечила, оглушала, уничтожала немецких солдат. И разносила в щепки только что построенные блиндажи и огневые точки. Широкие траки «КВ», как стальной пресс, вдавливали в землю противотанковые орудия, вминали в жирный чернозем пулеметы и минометы…

Стоявшие на шоссе противотанковые Pak.35/36 попытались отразить нападение, но без успеха – боеголовки лишь скользили по броне «КВ», высекая огненные искры. Русского исполина ничто не брало! «Клим Ворошилов» упрямо пер вперед. И мешал орудийные расчеты с землей…