Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Или не надо?
Он опустил голову, задумался, пожал плечами:
– Демоны лживы, веры им нет никакой, но я вижу ясно, – в этом клинке и в плаще под костями есть частица божественной благодати. Как это связано с учителем и тобой мне…
Лучезарное касание снизошло на его макушку, взгляд Оби стал будто сонным, веки затрепетали, но продлилось это недолго.
– Ох, – юноша пошатнулся, тут же оправился, – вот как…
– Что с тобой?
– Чертоги Небесного Горна послали весть: это мощи святого Грегора, Улва. Он был канонизирован около полутора тысяч лет назад, ещё во времена Войн Веры, когда империя пала, а культ Господа-Кузнеца только завоёвывал Вестеррайх. Ныне его помнят лишь древние книги, однако, тогда с его именем на устах шли в бой.
– Он был хороший воин? – Блеск меча всё сильнее притягивал взгляд Улвы.
– Можно сказать и так. Лучший полководец среди амлотиан, а сражаться его учил сам святой равноапостольный Иоанн Воитель. Ещё он убивал в поединках драконов.
Она вздохнула с благоговением.
– Убивал, – повторил Оби твёрдо, – и при жизни его звали Грегориусом Драконоглазым.
День 18 месяца окетеба (X) года 1650 Этой Эпохи, Керн-Роварр.
Зеркальное измерение было плохо изучено. Во времена расцвета Искусства, им пользовались довольно умело, однако, в Эту Эпоху волшебники почти забыли тонкости спекулумантии, да и самих спекулумантов не осталось. Редкий дар.
И вот, Майрон Синда находился внутри маленького обособленного кусочка Зеркального измерения. Стены, потолок, пол, всё состояло из разномастных фрагментов зеркала, соединённых кое-как, но без зазоров. Со всех сторон на него смотрели собственные янтарные глаза, дикие, полные готовности излить пламя на мир. Это утомляло.
Он не помнил точно, как его привели сюда, образы переходов крепости мешались с розовой пеленой. Глянул на свою правую, бронзовую руку. Костяшки украшало несколько свежих, довольно глубоких царапин. Кажется, его пытались схватить железные великаны… нет, техноголемы. Кажется, он не дался им легко. Но что-то произошло и буйный Майрон был успокоен. Ударом в затылок, судя по тупой боли. Наконец его потащили по узкому коридору; в обе стены были вмурованы одинаковые зеркальные рамы. Возможно, он видел своё изуродованное гневом лицо в отражении, прежде чем быть брошенным за грань одного из них.
Пара часов буйства и контроль полностью вернулся. Майрон всё ещё был зол, но уже вменяем.
Он встал с пола и прошёл к стеклянной грани, отделяющей от свободы. Та была прозрачной, по крайней мере, с его стороны. Другие зеркала отражали пространство пустого коридора; следовательно, и его зеркало наверняка тоже было таковым снаружи.
Седовласый напряг зрение, почувствовал, как прилила в глаза кровь, возросло давление, и зеркало напротив сделалось более-менее прозрачным. Такова была сила драконьих глаз, самых зорких в мире, – они могли увидеть всё сокрытое, даже истину под семью покровами лжи. Прискорбно, что в прежней своей жизни Майрон не умел пользоваться ими как полагается.
Камера напротив была занята и узник её, несомненно, тоже мог видеть Майрона. Большого роста гуманоид, полностью лишённый кожи, – масса голых мышц, пачкающих всё кровью. Его череп был деформирован, вытянут, искажённые черты и по-звериному острые зубы складывались в злобную гримасу. Освежёванный стоял неподвижно и следил за человеком.
– А тебя сюда за что? – спросил рив.
– Измена.
– Паршиво. – Майрон слишком устал, чтобы удивляться. – Как же у тебя так получилось?
Лишённые кожи плечи приподнялись и опустились, кровь поблескивала на мышечных волокнах, уродливый череп улыбался совсем не радостно.
– Долго служил ему. Было интересно. Потом заскучал. Решил сменить хозяина.
– Дай угадаю, не вышло? – Майрон выдавил улыбку.
– Он разделил меня с ножнами, – посетовал освежёванный, – запер в самой надёжной тюрьме, где вы рассматривали книги, а ножны засунул сюда, в тюрьму попроще.
Майрон опёрся о стекло локтем, бронзовая ладонь подпёрла лоб, в голове царил некоторый хаос.
– Постой, откуда ты, м-м-м, знаешь про книги?
– Я там нахожусь, – ответил ободранный. – Прямо сейчас я там, под надёжной охраной. Я в одном из зеркал тайной сокровищницы.
– Там, где темнота и мост из твёрдого света?
– Да. Я видел, как вы рассматривали черновики Джассара. Перед тобой сейчас – только ножны.
Прикрыв глаза, Майрон помассировал их сквозь веки, вздохнул несколько раз.
– Что ты знаешь о черновиках?
– Только то, что знает Геднгейд. Я много лет помогал ему искать. Седьмой черновик в Далии.
Седовласый не знал, как на это реагировать. За последнее время на него свалилось слишком многое… хотя, не он ли жаждал ответов?
– Ну а ты, – подал голос освежёванный, – как впал в немилость?
Майрон широко зевнул, не прикрывая рта.
– Мне открыли правду с чего всё началось. И в общем, и в целом.
* * *
Ретроспектива.
В Керн-Роварр явилось больше сотни делегаций; некоторые состояли из нескольких индивидов, другие – из гордых одиночек и только великий Бартилатчипали привёл с собой свиту из десятков слуг. Впрочем, на совете присутствовал он один.
Гед Геднгейд собрал волшебников со всех сторон света, из великих царств и более-менее многочисленных племён Севера, Запада, Юга и Востока. Для их встречи он открыл гигантскую залу со стенами из матово-белых шестигранников. Был поставлен кольцевой стол диаметром примерно в половину лиги[12] и делегаты расселись за ним кому как привычнее. В противоположной от входа стороне залы пустовал заострённый трон с синей обивкой.
Майрон занял указанное место среди волшебников, Илиас Фортуна встал за его креслом.
– Весь цвет мировой магии, чар Майрон, – тихо говорил он, – обратите внимание, вон там, рослый эльф в доспехах сиреневого металла, – Гильдарион Алтуан, Звёздный Филин, Вечный Принц Лонтиля. Старший сын Рогатого Царя и королевы Цеолантис, один из могущественнейших чародеев южного Вестеррайха.
Указанный эльф воплощал царственное величие, он был необычно высок даже по меркам своего долговязого народа, массивен, угрожающе сдержан в движениях и взглядах.
– Слева от него – ближайший союзник, Баэль дэй Хардван, верховный чародей и шогун Жемчужных островов.
Фомор[13], был заметно меньше родича, белокожий, с совершенно чёрными волосами, собранными в пучок, худым лицом и мрачным взглядом. Для совета он облачился в ламеллярные доспехи, скреплённые шнурами белоснежного шёлка и украшенные лакированной ляпис-лазурью, – цвета моря, как принято считать.