Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, – сдавленно хрюкнула я.
– Спасибо не булькает, – получила ожидаемый ответ, а Лелик получил от Люси звонкую оплеуху и снова прилег у ее баула отдыхать.
Я хотела было заступиться за соседа. Кто, интересно, ей дал право бить моего друга? Только я могу так издеваться над несчастным. Но яростно вибрирующий под жгучую лезгинку телефон отвлек от идиотских разборок, в которых я с вероятностью девяносто девять целых и девять десятых огребу по щам и отползу к Лелику, заливаясь горючими слезами.
– Ты где? – поинтересовалась трубка маминым голосом.
Вот всегда она так: ни здрасти, ни как дела. Захотелось ответить в рифму, и я даже начала было, но получила хорошего поджопника от стоящей наизготовку феи и трусливо пробормотала:
– Дома пока. Собираюсь. Ты чего звонишь-то?
– Вы с Захаром придете? Ооо, не томи. Он сказал, что у вас для нас сногсшибательные новости. Неужели мы все-таки породнимся с этой горной козлихой, его теткой Аидой?
– Мама. Успокойся, – вздохнула я. И как у Завьялова получается так мне гадить, даже не общаясь со мной? – Я приду не с Захаром. И вообще, почему ты решила, что у нас с ним что-то может получиться?
– Потому что вижу, какими глазами он на тебя смотрит. Такими, знаешь, задумчиво-напряженными. А мужик только в двух случаях имеет такой взгляд: если он влюблен или сидит на очке в туалете – третьего не дано, – уверенно вещала маман.
– Ты выдаешь желаемое за действительное, – фыркнула я, но в душе все равно поселился червячок сомнения. – Что-нибудь купить? Или сразу к тебе ехать?
– Купи, – радостно сказала мамуся и начала перечислять.
Видимо, у нее был заранее припасен огроменный, как договор с дьяволом, свиток со списком. Вот только я ее не слышала уже, потому что в дверях появился Сева, и слова Лелика про Денди крокодила, наконец, обрели свой зловещий смысл.
– Я перезвоню, – сдавленно пискнула и отключилась.
Причем отключилась не только от сети, но и от мира вообще, потому что в противном случае рисковала сойти с ума и навеки переселиться в комнату с мягкими стенами.
– Что это с Юльком? – прорвался голос женишка в мое сознание, словно сквозь вату.
– Ослеплена и сражена твоей неземной красотищей, аж дар речи потеряла, – заржал очухавшийся стилист и снова получил по шее от Люси.
– Ага, мне тоже нравятся. А на улице аж оборачиваются все и просят сфотографироваться, – обрадовался дурачок.
Я стояла, как пораженная громом, и рассматривала человека, с которым мне предстояло появиться в гостях у матушки, и рассуждала, что лучше – утопиться или прямо сейчас с разбега выломиться в окно? Хотя в этом случае Люся просто сотрет с моей физиономии кровь, стряхнет осколки стекла и все равно отправит на суаре, да еще и пендаля даст для ускорения – второй этаж же. Хотя утопление тоже вряд ли меня спасет от неминуемого позора.
Ах да, вам же, наверное, интересно, почему я мечтаю вскрыться? Сева был прекрасен, как новая пятисотевровая банкнота. Выбеленные между ног джинсы, украшенные кожаной заплатой коричневого цвета, которая явно была предназначена для защиты нежных мужских тестикул во время родео; куртка из кожи крокодила, почему-то белого, режущего глаза цвета, с болтающейся бахромой на спине, похожей на сопли; широкополая – тоже белая – шляпа и, главное, казаки на ногах. Но даже не они меня напугали, а шпоры, весело звенящие по полу. Такое ощущение, что парень не на променад меня вести собрался, а взнуздать и садистски приручить, как племенную лошадь. Черт, это какое-то проклятье «Кобылы». Завьялов меня проклял. От этой мысли я взвыла и со всей силы запулила в Люсю вазочку, стоявшую на комоде.
– С ума от счастья сошла, – констатировала Фея, ловко увернувшись. – Катька, кочегарь повозку, через десять минут выдвигаемся.
– Я с ЭТИМ никуда не пойду, – встала я в позу. – Уж лучше с Леликом.
– Нет, поверь мне, все бабы там с ума сойдут от твоего кавалера, – пообещала Люсинда. – Я б сошла.
– Я даже не сомневаюсь в этом, – вздохнула я.
Но отступать было уже поздно. Где я за десять минут нашла бы хоть кого-то более приличного, чем похожего на дорогого стриптизера Севу? Так что из двух зол пришлось выбирать меньшее. Или придется иметь бледный вид и белые ноги. Завьялов-то с невестой придет, а я лысая, что ли?
Глава 30
Дом родителей встретил меня и трущегося рядом со мной ковбоя, сияя и переливаясь, чем произвел на несчастного неизгладимое впечатление.
– Ого, какие хоромы! – выдохнул Сева, явно офигев от созерцания папуськиного дворца. Думаю, они бы быстро нашли общий язык. – Ты ж говорила, старики твои алконавты.
– Не ври. Слова не сказала, что я дочь синеболов, – пропыхтела я, потому что в очередной раз едва не свалилась, попав каблуком в выбоину в асфальте.
Люся в этот раз принесла скромные лодочки на небольшом каблучке, очень удобные, но и в них я умудрилась запнуться.
– Ну да, вообще то, – покладисто согласился «жених», машинально ловя меня за шкирку, – Юлек, я тут сказать хотел…
– Потом.
Я уже нажимала на пимпочку звонка, и откровения Севы сейчас меня интересовали мало. Гораздо интереснее было, как отреагируют мама и ее подружки на его явление им. То, что Завьялов уже здесь, я поняла, едва увидев уродский красный Рингтул, принадлежащий козе Марте. Значит с ней пришел, все-таки.
Дверь нам открыл папа. Увидев ряженого ковбоя Мальборо, он сдавленно хмыкнул – я не поняла, озадаченно или одобрительно – и посторонился, пропуская в наполненный жующими людьми холл, который мамуля упорно называла бальной залой. Больше половины присутствующих мне были незнакомы. Я зашарила взглядом по толпе, пытаясь выискать единственного, важного мне гостя, ради которого подписалась на эту авантюру. Но Захара нигде не было.
– Доча, это еще что за «Верная рука, друг индейцев»? – шепотом спросил папа. – Мать сказала, у тебя сюрприз для нас, но я, честно, не ожидал, что ты приволочешь в родной дом мальчика из ансамбля танцы аборигенов центральной части Америки. Мать с ума сойдет, она сегодня важняк какой-то ожидает, а тут такое. Может, ему лучше мою экипировку хоккейную старую презентовать? Хуже не будет уж точно.
– Не надо, – безразлично ответила я, потому что, наконец, выхватила взглядом знакомую фигуру.
Захар беседовал с полной дамой и мило ей улыбался, а та млела под его взглядом и глупо улыбалась. Увлекшись созерцанием жертвы, я не