— Ничего страшного, — вмешался Гудлауг и подошел к своему гостю. — Я, может быть, выйду попозже. Ты иди, а я потом приду.

Мальчик шагнул за порог, но прежде чем дверь захлопнулась, он услышал, как отец Гудлауга крикнул вниз с лестницы:

— И не смей спорить со мной при посторонних!

Со временем Гудлауг сделался изгоем в школе, и мальчишки из старших классов стали его дразнить. Поначалу шутки носили безобидный характер. Дети часто подтрунивают над другими. Как водится, на школьном дворе завязывались драки. Но через два года, когда Гудлаугу исполнилось одиннадцать, он уже служил главным объектом шуточек и насмешек. По сегодняшним меркам школа была небольшая, и все знали, что Гудлауг «не такой». Он занимался музыкой и пением, выступал с детским хором и никогда не выходил играть на улицу. Он рос взаперти, вечно болезненный на вид, бледный. Соседские мальчишки и одноклассники перестали заходить за ним, но как только он появлялся в школе, над ним смеялись. Его портфель исчезал или оказывался пустым, когда Гудлауг находил его. На улице его обзывали, портили ему одежду, задевали и колотили. Его никогда не приглашали на дни рождения.

Гудлауг не умел защищаться. Не понимал, что ему делать. Отец пожаловался директору школы, который пообещал прекратить безобразие, но это было не в его силах, и Гудлауг снова возвращался после уроков в ссадинах и с пустым портфелем. Отец подумывал забрать его из школы, даже уехать из города, но он был упрям и не хотел уступать. Ведь он принимал участие в создании детского хора и, кроме всего прочего, был очень доволен молодым человеком, руководителем коллектива. Отец Гудлауга знал, что хор — подходящее место для его сына, что благодаря хору мальчик сможет развиваться и со временем вызовет к себе интерес. Что же касается «издевательств» — такого слова, заметила Элинборг, в исландском языке в ту эпоху даже не было, — то Гудлауга со временем оставят в покое.

И мальчик совсем перестал сопротивляться, замкнулся и ушел в себя. Целиком сосредоточился на пении и музыкальных упражнениях и, казалось, частично обрел таким образом душевный покой. Он делал успехи. Он осознал свой талант. Но большую часть времени ему было плохо. После смерти матери мальчик словно угас.

Когда его видели на улице, то он шел всегда один и натянуто улыбался, встречая ребят из школы. Его пение записали на грампластинку. Даже в газетах напечатали об этом. Выходило, что отец и в самом деле прав — Гудлауга ждет незаурядная судьба.

Одна из его одноклассниц, пришедшая в Городской кинотеатр с родителями, плакала — в то время как большинство зрителей смеялись, — когда сестра Гудлауга и дирижер пытались увести неудачника со сцены.

И вскоре по неизвестным причинам Гудлаугу дали новое прозвище.

— Какое же? — спросил Эрленд.

— Директору школы оно было неизвестно, — ответила Элинборг, — а одноклассники говорят, что забыли, или же не хотят признаваться. Но все сходятся во мнении, что оно оказало глубокое влияние на мальчика.

— А который час, кстати? — вдруг всполошился Эрленд.

— Семь с чем-то, кажется, — сказала Элинборг. — Что-то не так?

— Черт подери! Я проспал целый день! — Эрленд вскочил на ноги. — Мне нужно найти Генри Уопшота. У него должны были взять образец слюны около полудня, а его не оказалось на месте.

Элинборг бросила взгляд на проигрыватель, динамики и пластинки.

— В этом что-то есть? — спросила она.

— Он великолепен, — ответил Эрленд. — Ты должна послушать его.

— Я бы хотела пойти домой, — сказала Элинборг и тоже встала. — Ты собираешься все праздники провести в этом отеле? Тебе-то домой не хочется?

— Не знаю, — отмахнулся Эрленд. — Посмотрим.

— Мы будем рады, если ты придешь к нам. Сам знаешь. Я приготовила буженину и говяжьи языки.

— Не бери в голову. — Эрленд открыл ей дверь. — Иди домой. Я займусь Генри.

— А где это Сигурд Оли болтался весь день? — поинтересовалась Элинборг.

— Собирался узнать, нет ли чего на Генри у британской полиции. Он, наверное, уже дома.

— Почему у тебя в номере так холодно?

— Отопление не работает, — сказал Эрленд и закрыл за собой дверь.

Спустившись в вестибюль, Эрленд попрощался с Элинборг и отыскал старшего администратора в его кабинете. Выяснилось, что Генри отсутствовал целый день. Ключа от его номера не было на месте. Из отеля англичанин еще не выписался. Он должен был оплатить счет. Эрленд знал, что Уопшот собирался лететь в Лондон вечерним рейсом, но у него не было никаких причин задерживать британца в Исландии. Сигурд Оли тоже не звонил. Эрленд топтался в вестибюле.

— Вы не можете пустить меня к нему в номер? — спросил он старшего администратора.

Тот покачал головой.

— Он мог сбежать, — сказал Эрленд. — Вы знаете, когда улетает последний самолет в Лондон? В котором часу?

— Вечерний рейс сильно задерживают, — ответил администратор. В его обязанности входило следить за расписанием самолетов. — Диспетчеры полагают, что он вылетит часов в девять.

Эрленд сделал несколько телефонных звонков. Он узнал, что Генри Уопшот забронировал билет в Лондон, но еще не прошел регистрацию. Эрленд распорядился, чтобы Уопшота задержали на паспортном контроле в аэропорту и доставили в Рейкьявик. Полиции Кевлавика требовались основания для ареста. Эрленд поколебался, обдумывая, стоит ли что-нибудь сочинять. Он знал, что, если скажет правду, средства массовой информации растиражируют ее жирным шрифтом, но убедительная ложь в голову не приходила, и в итоге он честно сообщил, что Уопшот подозревается в убийстве.

— Так вы не можете пустить меня к нему в номер? — снова спросил Эрленд у старшего администратора. — Я ничего не трону. Я просто хочу знать, не смылся ли он. У меня уйдет уйма времени на оформление разрешения на обыск. А мне позарез нужно сунуть туда нос.

— Может статься, он еще вернется, чтобы выписаться из отеля, — заупрямился служащий. — Еще целый час до самолета. Достаточно времени, чтобы заскочить в отель, собрать вещи, оплатить счет, сдать номер и доехать до кевлавикского аэропорта. Подождите еще немного.

Эрленд задумался.

— А не могли бы вы послать кого-нибудь убрать в его номере, а я бы прошелся перед открытой дверью? Это трудно сделать?

— Войдите в мое положение, — взмолился администратор. — В первую очередь мы заботимся об интересах наших клиентов. Они имеют право на частную жизнь, как дома. Если я нарушу правило и это выплывет наружу или дело дойдет до суда, наши гости перестанут доверять нам. Проще и быть не может. Поймите меня правильно.

— Мы расследуем убийство, совершенное в отеле, — напомнил Эрленд. — Разве слухи об этом еще не дошли аж до самого дьявола?

— Покажите разрешение на обыск, тогда и никаких проблем не будет.

Эрленд вздохнул и отвернулся. Достал телефон и позвонил Сигурду Оли. Целую вечность никто не отвечал. Наконец Сигурд взял трубку. Эрленд услышал голоса на заднем плане.