— Прекрасно, — ответила Эви, бросив перо на стол. Все равно чернила уже высохли. Каждый раз, глядя в бумагу, она видела лицо Бенедикта, смотревшего на нее так, словно она была единственной в мире женщиной.

По крайней мере в тот момент она думала именно так. Но очевидно, ужасно ошиблась, и то, что она посчитала интересом, было чем-то вроде вежливого внимания. А может, это ей только показалось? Хотелось бы ей знать, что она такого сделала? И почему его настроение так резко изменилось?

Тем временем Беатрис оглядывала Эви с головы до ног, словно лошадь на аукционе. Эви едва сдерживала, чтобы не закатить глаза. Дальше идти некуда! Не хватал ей еще сочувствия шестнадцатилетней сестры!

Беатрис поставила перед письменным столом стул с зелено-голубым узором и уселась.

— Ты неважно выглядишь. Что-то случилось с мистером Бенедиктом?

Эви то ли фыркнула, то ли рассмеялась. Она даже не знала, как ответить.

«Нет, кое-чего не случилось, и в этом сложность»?

Вряд ли Беа поймет.

— Откуда ты знаешь, что я была с ним?

— Давай посмотрим. — Беатрис загнула мизинец. — Сначала я видела, как ты споришь с ним в саду. — Затем последовал безымянный палец. — Потом я заметила, как ты смотришь на него влюбленным взглядом. Далее ты провела целую вечность на конюшне с ним и Ричардом, после чего уехала с Бенедиктом бог знает куда, а бедняга Джаспер тащился следом. И последнее… — Она загнула большой палец. — Два часа спустя, вернувшись, вы почти не разговаривали.

Эви смотрела на нее с некоторым уважением, к которому примешивалось раздражение.

— Уверена, что ты сумеешь найти работу шпиона, если план поймать мужа провалится. Это необыкновенно! И в то же время полный вздор.

Лицо Беа омрачилось. Очевидно, она не ожидала упреков за все свои труды.

— Это не вздор! Ты явно… расстроена. Из-за Бенедикта?

К сожалению, Беа удивительно верно описала ее состояние. Черт бы побрал сестру за то, что так легко ее разгадала! Но честно говоря, Эви была вне себя, потому что никак не понимала, что за отношения у нее с Бенедиктом. Но с того момента, когда он снял ее с лошади, мир перевернулся. Она чувствовала себя кем-то вроде новорожденного жеребенка, неуверенно стоявшего на ногах. Неизвестно почему она снова ощутила аромат его одеколона и ту незнакомую страсть, которая зажгла ее кровь, когда его губы были так мучительно близки к ее губам.

Она потерла руки, на которых снова выступили мурашки. Ей не следовало бы думать о подобных вещах под проницательным взглядом сестрицы. Поэтому Эви откинулась на спинку стула и небрежно отмахнулась:

— Мистер Бенедикт ничуть меня не занимает. Мы прекрасно проехались по округе и вернулись, когда стали уставать. Не больше и не меньше.

Если не считать потрясающе интимного прикосновения его рук к ее талии. И того чувства невесомости, которое она ощущала в его объятиях. Или много прояснившего разговора под густыми ветвями массивных дубов, которыми была обсажена дорожка. Или того ошеломляющего момента, когда она думала, что он хочет поцеловать ее, и болезненного отрезвления несколькими минутами спустя.

Но Беатрис она явно не убедила.

— Он что-то… сделал… неуместное?

Неуместное?

— Господи, Беатрис, что ты несешь? Конечно, нет!

Эви храбро боролась с заливавшим щеки румянцем, но они все же загорелись. Не потому, что Бенедикт вел себя неприлично, а потому, что она ужасно хотела этого.

Сестра слегка расширила глаза. Чертова девчонка ничего не упускала!

— Эви, что-то случилось, но ты не хочешь говорить!

Эви раздраженно вздохнула. Ей до сих пор было не по себе из-за того, что произошло, вернее, не произошло. Не хватало еще обсуждать все это с ее назойливой сестрицей!

— Не знаю, о чем ты, Беа. И он действительно вел себя крайне пристойно, но, судя по тому, что ты всюду суешь свой нос, тебе все уже известно лучше, чем мне.

Сестра вопреки ожиданиям Эви не стала оправдываться. Вместо этого она подвинулась на самый край стула и прошептала:

— Собственно говоря, мне кое-что известно о нем. Такое, что тебе следует знать.

Ну еще бы не известно! Беа, возможно, уже успела узнать всю историю жизни Бенедикта!

Эви пронзила сестру свирепым взглядом:

— Надеюсь, это знание получено приличными, вполне допустимыми средствами?

— Нет, но…

— Тогда я не желаю ничего слышать. И прекрати шпионить! Я не позволю, чтобы младшая сестра следила за каждым моим шагом.

— Но Бенедикт…

— Наш гость, и имеет право на личную жизнь, — решительно перебила Эви, полностью игнорируя тот факт, что сама она меньше суток назад беззастенчиво шпионила за Бенедиктом. — Как, впрочем, и я.

— Да, знаю, но…

— Беа, я вполне серьезно. Ни слова больше.

— Эви! — воскликнула Беатрис, хлопнув ладонью по столу. — Выслушай меня! Это ради твоего же блага!

Вот как? Теперь сестра воображает, будто знает, что лучше для нее?! Это уж слишком. Тем более что сама Эви не была уверена в том, что происходит между ней и Бенедиктом!

Она резко встала:

— Довольно! Ты ведешь себя как назойливый ребенок. Это следует прекратить!

Беатрис сжала губы в тонкую линию и яростно воззрилась на сестру:

— Назойливый ребенок? Прекрасно. Не хочешь, чтобы я сказала правду, и не надо! Но не вини меня, если обнаружишь, что не все так гладко, как кажется.

Выслушав театральную тираду, Эви закатила глаза:

— Очень верно сказано. Теперь оставь меня в покое, пожалуйста. Мне нужно многое сделать до ужина.

Сестра вскочила и метнулась к двери. Но остановилась у окна в розовом вечернем свете.

— Только будь поосторожнее, Эви. Не хочу, чтобы тебя больно ранили.

Не дожидаясь ответа, она выскользнула за дверь и исчезла. Эви медленно покачала головой. И что все это значит? Каковы бы ни были намерения Беатрис, теперь Эви еще больше думала о Бенедикте.

К тому времени, когда настала пора ложиться в постель, она была опасно близка к одержимости этим человеком. Он не вышел к ужину, да и потом, когда близнецы исполняли дуэты под аккомпанемент фортепьяно, тоже не показался. Но прислал записку с извинениями. Так что она не была одинока в своем разочаровании: девочки дулись и капризничали, не желая давать концерт в отсутствие почетного гостя. Но мать настояла. Беатрис, казалось, единственная, кто вздохнул с облегчением, когда выяснилось, что Бенедикта не будет.

Эви натянула до подбородка тяжелое одеяло и перевернулась на бок. Она должна снова его увидеть. Наедине. Если он не захочет говорить с ней, она не знает, что сделает.