– Она болела, – старик опустил плечи. – Это было давно… Сыну только исполнилось двенадцать. Но я помню, будто вчера…

Сашка прикинула расстояние по времени. Нет, сейчас она не дотянется. И ведь время дискретно, если спасти ту женщину – получится совсем другой Ярослав и другой Антон Павлович, может быть, счастливее. Но другие.

– Скоро мир изменится, – сказала Сашка. – В нем никто больше не будет умирать.

– Это невозможно, – он улыбнулся, немного встревоженный ее реакцией. – Но если вы так хотите, пусть будет. Пусть все живут вечно.

* * *

Телевизора в доме не было, часы с большим маятником отставали минуты на две, Сашка вовремя вспомнила, что у нее есть планшет, а на планшете – таймер с секундной стрелкой. В половине двенадцатого она запустила отсчет времени и мельком зацепила краем глаза список файлов, присланных на почту. На верхней строчке лежал новый, ни разу не открытый файл от Физрука – теперь уже точно от Физрука, с его официального адреса. «Я не убиваю студентов, – вспомнила Сашка. – Я давал вам задания «со звездочками», усложненные. Это тоже учебный процесс…»

Она не стала ни раздумывать, ни колебаться. Два касания пальцем – и нет никакого файла, и, вполне вероятно, нет никакого Физрука. Она в полном праве – она на каникулах…

Закурлыкал дверной звонок – кнопка, как Сашка давно выяснила, помещалась с той стороны калитки. Неизвестно, кто явился в ночь за двадцать минут до Нового года, и Сашка подобралась.

– Я сама, – сказала она Антону Павловичу, которому тоже явно сделалось не по себе. Сашка сунула ноги в ботинки, не зашнуровывая, накинула куртку на плечи и вышла в морозный темный двор. Загорелась, отвечая на движение, лампочка под крышей.

Была идеальная новогодняя ночь – и желать нельзя ничего лучше, безветрие и легкий снег, и небольшой мороз только затем, чтобы не разводить слякоть. По снежным искрам в свете уличной лампочки Сашка прошагала к калитке и поняла, что ее роста не хватает, чтобы заглянуть через забор. А дверного «глазка» в калитке не предусмотрено.

– Кто там? – спросила она начальственно, резко, давая понять гостю, что его здесь не ждали.

Последовала длинная пауза. Потом в замке калитки повернулся ключ, и это было как в кошмаре – ты не желаешь впускать чудовище, а оно лезет.

Калитка открылась. Сашка увидела Ярослава Григорьева в черном пальто со снегом на плечах, с букетом сосновых веток и чемоданом на колесиках, на длинной ручке. Сашка смотрела на него, шел снег, пауза тянулась, становилась неприличной…

– А позже ты не мог? – спросила она неестественно-тонким голосом.

* * *

До Нового года оставалось шесть минут. Потом пять. Антон Павлович сидел в одиночестве за накрытым столом, глядел на украшенную миниатюрную елку и терпеливо ждал.

Ярослав стоял на кухне, лицом к окну, ладонями упираясь в подоконник. Сашка перебирала продукты на столе – одинокие картофелины, вареные морковки, обрезки свеклы, оставшиеся от салатов.

– Саш, – проговорил он шепотом. – Это… как-то слишком. Я не хочу… никому портить Новый год. Давай потихоньку встретим и потом сделаем так, чтобы ты счастливо жила собственной жизнью, а о своем отце я позабочусь сам.

– Я должна тебе что-то сказать, – пробормотала Сашка.

– Ты мне ничего не должна. Ну что за игры – отрубать хвост по частям…

– Понимаешь, я не человек, – сказала Сашка с отчаянием. – Я убийца реальности и разрушитель грамматики. Я сингулярность… Пароль. Прости меня, пожалуйста, я не могу это изменить. И не могу скрывать от тебя. Вот и все.

* * *

За три минуты до Нового года Ярослав настроил часы с большим маятником, и двенадцать пробило почти вовремя, старомодно и очень трогательно. Втроем они выпили шампанское, Ярослав усадил Антона Павловича на почетное место – во главе стола. Сашка долго ходила вокруг, наполняя тарелки, переставляя блюда, и делала вид, что очень занята. Ярослав спокойно, буднично рассказывал отцу о своей новой работе, его речь была полна профессиональных терминов и оборотов, которые старик, вероятно, знал, по крайней мере он кивал, не задавая вопросов, и слушал с явным интересом. Сашка не прислушивалась; у Ярослава все нормально, вот что за смысл он транслировал и ей, и отцу, для обоих этого должно быть достаточно. Постукивали часы, ободренные всеобщим вниманием. Грохотали фейерверки на соседней улице, звякала о фарфоровую тарелку тяжелая вилка у Сашки в руках, Ярослав говорил и улыбался. После Сашкиных слов он, разумеется, посчитал ее сумасшедшей, и это разъяснило для него все ее странности. И он, возможно, захочет что-то с этим сделать, но не сейчас. Новый год для его отца должен быть спокойным и счастливым…

Ярослав замолчал и посмотрел на Сашку через стол. Торопливо улыбнувшись, она протянула ему блюдо с новогодним салатом, как будто это было последнее, что она могла ему предложить.

Он взял из ее рук блюдо, но только затем, чтобы поставить обратно. Поднялся, обошел вокруг стола, уселся рядом с Сашкой и обнял ее за плечи.

Она оцепенела.

Он снова заговорил, обращаясь к отцу, который глядел на них сквозь толстые линзы своих очков, будто сквозь дождевые стекла. Сашка по-прежнему не слышала ни слова, но теперь чувствовала, как вибрирует его теплый бок под светлой рубашкой и какая у него горячая и тяжелая рука, будто у медведя. Он рассказывал теперь, кажется, о городе на берегу океана, о белых высотных зданиях у песчаного пляжа и о длинной очереди на посадку, когда приходится описывать над городом несколько кругов.

Сашка очень медленно, нитку за ниткой, расслабила мышцы, привалилась к нему и положила голову на плечо. И пожалела только о том, что не успела поставить «якорь» во времени, что не сможет повторять эту минуту много раз, как любимую запись.

Но, может быть, к лучшему. Успей она поставить «якорь» – возможно, не хватило бы мужества двинуться по времени дальше.

* * *

В час ночи Антон Павлович вытер очки носовым платком, поблагодарил Сашку и Ярослава за чудесный праздник, пожаловался на сонливость и ушел к себе в комнату. За ним закрылась тяжелая дверь цельного дерева. Сашка сидела, задержав дыхание, ни жива ни мертва – ее плечи затекли, она уже давно боялась пошевелиться.

Ярослав осторожно убрал руку. Склонился к Сашке, заглянул в лицо. Снова привлек к себе, и Сашка поняла, что не готова к такому повороту событий. Хлопотать по дому, наряжать елку, беседовать со стариком, оплетать его кружевами повседневной, хотя и праздничной, жизни, спать, свернувшись калачиком на диване, возвращаться к учебе, плестись на занятия… Прыгать