Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот бенгальские огни, – Сашка разгружалась на кухне, перекладывая на стол содержимое рюкзака. – Вот гирлянда. Будет настоящий праздник…
– Спасибо, – быстро сказал Антон Павлович. – Я, к сожалению, против любой пиротехники. Я… не хотел вам говорить, но у меня неделю назад чуть не сгорел дом…
– Ничего не бойтесь, – сказала Сашка и услышала родительские нотки в своем голосе, как если бы рядом оказался испуганный ребенок. – Вы в полной безопасности со мной, ничего больше не случится, никогда… – она поймала его взгляд и быстро поправилась: – …Но если вам неприятно, мы можем не жечь огни или выйти с ними на улицу, в снег.
– Вы говорите, как Дед Мороз, – он неуверенно улыбнулся.
– Я и есть в какой-то степени он, – Сашка без приглашения открыла холодильник, забросила пару упаковок с продуктами на чистые полки. – Вы хотели бы к столу что-то особенное? Как на праздник? Я-то с детства привыкла к оливье, селедке под шубой, но вдруг вы их не едите?
– Если Ярослав позвонит, – сказал он тихо, – вы… мне по-прежнему не признаваться, что вы здесь? Или все-таки можно сказать ему?
Сашка аккуратно закрыла дверь холодильника. Сунула под мышки вдруг озябшие ладони:
– Если позвонит, просто скажите ему, что все нормально. Он по голосу услышит, что… что вы его не обманываете.
– Раньше я часто ходил на реку, – он взял в руки банку с огурцами, стал разглядывать, будто вместо ординарных маринованных овощей внутри плавали экзотические рыбки. – Пешком… по Сакко и Ванцетти, мимо вашего Института. Я там встречал студентов. Они были чем-то похожи на вас… неуловимо. Но… мне показалось, они полностью замкнуты… друг на друга и никем больше не интересуются. Когда ребята разговаривали, курили вместе, целовались в подворотне, а я шел мимо… Я не существовал для них, они были внутри… своего закрытого мира. Будто за стеклом…
– Вам кажется, что я… странная? – Сашка смутилась.
– Почему вы не поговорите с Ярославом? – он посмотрел ей в глаза. – Что между вами произошло?
– Вы меня прогоняете? – она вдруг увидела себя со стороны. Все, что секунду назад казалось логичным и правильным, обернулось бесцеремонностью, чудачеством, едва ли не хамством. Он не ребенок. А Сашка не Дед Мороз.
– Нет, – он шагнул вперед, посмотрел почти испуганно. – Что вы. Я очень рад, что вы пришли… Идемте, я покажу вашу комнату.
* * *
Тридцать первого декабря она ненадолго заскочила в общагу – взять кое-какие учебники. В холле первого этажа стояла наряженная пластиковая елка. Сашкины однокурсники, из группы «А» и группы «Б», сидели за барными стойками вокруг кофемашины, пялились на экраны планшетов и смартфонов, не разговаривали, но были постоянно на едва различимой связи – будто гирлянда с цветными лампочками в переплетении зеленых проводов.
– А что, на каникулы никто не уехал? – спросила Сашка.
– А смысл? – лениво отозвался Игорь Ковтун. Он сидел на высоком стуле, болтая в воздухе ногой в летней сандалии поверх теплого шерстяного носка. Футболка с очень короткими рукавами открывала мощные руки спортсмена, на предплечье ниже локтя синел, будто татуировка, округлый знак, маркирующий рабскую зависимость от Великой Речи.
Никому из нас больше некуда ехать, подумала Сашка. Мы принадлежим Институту…
Они принадлежат, подумала с внезапным ожесточением. Они в закрытом мире, будто за стеклом, а я нет. Я вам не аквариумная рыбка.
– Как поживает твой пилот? – осторожно спросила Аня Бочкова.
– Отлично поживает, – Сашка взяла картонный стакан из общей стопки. – Как эта кофеварка работает, можете научить?
Они посмотрели на нее, как если бы она вышла перед ними на сцену в вертикальном луче прожектора.
– И все его родственники поживают отлично, – Сашка повысила голос. – И так будет всегда. В Институте больше никто не будет меня наказывать!
– С этого места подробнее, – глухо сказала Лиза.
Она сидела по ту сторону барной стойки, Сашка не заметила ее, когда вошла. А теперь Лиза встала, белая, как восковая свечка:
– Подробнее. Ты что, дала Фариту Георгиевичу и за это получила иммунитет?!
Сашка отшатнулась:
– Следи за языком.
Отступая спиной вперед, не выпуская Лизу из виду, она попятилась к двери – под многими взглядами. Даже капелька масла в стакане с водой не может быть настолько чужой и отторгаемой. И она ничего, ничего не сумеет им объяснить: они пожертвовали свободой, а Сашка нет, но это не ее заслуга и не их вина.
Она медленно повернулась лицом к двери, спиной к Лизе и к однокурсникам. Шаг, еще шаг, до двери рукой подать…
Вошел Костя – быстро, уверенно, заранее зная, что Сашка здесь, заранее широко улыбаясь:
– Все-таки явилась праздновать, да?
– Нет, – сказала Сашка и оценила, как изменился его взгляд. – Вы уж без меня как-нибудь. С Новым годом.
* * *
Антон Павлович стоял у стола, где рядом с зеленой маленькой елкой помещался старинный посылочный ящик из фанеры. На темной столешнице рядами лежали елочные игрушки – Антон Павлович протирал очки, щурясь. Сашка сунула ноги в домашние тапочки:
– А я так поняла, что у вас нет игрушек, и специально прикупила орехов и фольги…
– Конечно, есть, – Антон Павлович поправил воротник тщательно выглаженной домашней рубашки. – Мы обычно ставили две елки и наряжали еще одну во дворе, но потом она высохла, и пришлось спилить…
Сашка подошла ближе. Игрушки были тщательно отсортированы: ряд старинных фигурок, снеговики, конькобежцы, клоуны, каждой игрушке лет по семьдесят, наверное. Фонарики и сосульки, которым лет по пятьдесят. Старые и современные, вычурные и простые, и в каждом стеклянном шаре Сашка видела свое отражение.
– Целая коллекция, – сказала она, боясь прикоснуться.
– Есть еще другие, маленькие, – Антон Павлович склонился над пустеющим ящиком. – Вот…
Он вытащил со дна, покрытого слоем ваты, пригоршню разноцветных елочных шаров размером с вишню.
– Как славно, Саша, что вы пришли. Я уже не так хорошо вижу, а это тонкая работа. Но орехи и фольгу мы тоже пристроим к делу, не сомневайтесь…
Сашка кончиками пальцев взяла со стола большой красный шар, поднесла к свету. Грамматический разбор – на троечку. Верификация – на четверку, визуализация – на пять; она увидела в шаре отражение светловолосой женщины в нарядном платье, а рядом мальчика лет десяти, а рядом – ветки огромной елки с уже горящими елочными огнями. Люди в шаре двигались и разговаривали, Сашка могла бы прочитать слова по их губам, но рука дрогнула, и Сашка, боясь разбить игрушку, положила шар обратно на столешницу.
– Что с вами? – тихо спросил Антон Павлович.
– Мать Ярослава, – сказала Сашка. – Что