В промышленности полностью или частично автоматизированные системы уже давно не воспринимаются как нечто необычное. В конце концов, и жаккардовый ткацкий станок, и станки с ЧПУ, появившиеся в XX в., — всё это привычные нам средства автоматизации производства. Однако по мере того, как в распоряжении создателей таких станков появляются новые способы обработки данных, станки становятся способны выполнять более сложные операции, отвоёвывая у человека его ранее исключительные способности и рабочие места.

Пока в производственных процессах ещё участвуют люди, нужны и роботы, способные безопасно работать рядом с этими людьми, так называемые коллаборативные роботы (коботы). Последние годы рынок коллаборативной робототехники стремительно растёт[3160].

Согласно прогнозу компании Juniper Research, к 2023 г. в мире будет использоваться 8 млрд виртуальных голосовых ассистентов (на конец 2018 г. их количество оценивалось в 2,5 млрд)[3161]. По состоянию на январь 2020 г. около 500 млн пользователей во всём мире хотя бы раз в месяц обращались к одному только виртуальному ассистенту Google[3162].

Рекламные боты, строительные и биржевые роботы, роботизированные медицинские системы, автоматизированные системы речевой аналитики, транспортные системы навигации, в конце концов, роботы-пылесосы — всё это стало привычной частью нашей жизни в последние десятилетия. И всё-таки находятся люди, утверждающие, что прогресс в области ИИ — это всего лишь медийная шумиха. Существование таких людей удивляет меня куда больше, чем многие достижения науки и технологии.

7.3.3 Бессмысленный труд: невкусный плод древа прогресса

Если прогресс будет продолжаться и через 30 лет роботы смогут делать практически всё, что умеют люди, — к каким последствиям это приведёт и как отразится на современном обществе?

Хотя и в наши дни противников технического прогресса нередко называют неолуддитами, мы вроде бы живём в куда более травоядные времена, чем два столетия назад. Какое нам дело до гвельфов и гибеллинов? Наши машины изящны, одеты в утончённые дизайнерские корпуса, разве могут они сравниться в своей кровожадности с древними паровыми чудовищами? Представители финансовых кругов и политики стали гораздо вежливее, в цивилизованных странах раз в несколько лет они великодушно проводят выборы и почти никогда не посылают войска против народа для того, чтобы исправить неудачные результаты голосования.

В богатых странах безработные получают неплохие пособия по безработице, которые позволяют людям не умереть с голоду. В истории ручной труд не единожды в массовых объёмах замещался машинным, но каждый раз в экономике со временем возникали новые рабочие места, и уровень безработицы в наши дни вряд ли выше уровня безработицы 100 или 200 лет назад.

Поэтому можно предположить, что людей, работа которых станет невостребованной, ждёт более завидная судьба, чем 200 лет назад. Последние полвека в развитых странах активно растёт число людей, занятых в непроизводственной сфере, и например, в книге «Бредовая работа» (Bullshit Jobs) недавно ушедший от нас антрополог Дэвид Грэбер рассказал о феномене «бесполезных работ, о которых никто не хочет говорить». Он полагал, что такие работы окружают нас повсюду. В 2015 г. аналитическая компания YouGov опросила жителей Великобритании, считают ли они, что их работа является осмысленной с точки зрения окружающих [contribute ’meaningfully’ to the world]. 37% респондентов ответили «нет», а 13% не смогли определиться с ответом. Сходные результаты были получены и во время опроса в Нидерландах. Книга Грэбера[3163] носит отметку особого эмпиризма благодаря ряду приведённых в ней писем «из окопов абсурда»:

Я занимаюсь цифровым консалтингом для отделов маркетинга глобальных фармацевтических компаний. Часто работаю с глобальными PR-агентствами и пишу отчёты с названиями, например, «Как улучшить взаимодействие между ключевыми участниками цифрового здравоохранения». Это чистая, чистейшая фигня и не служит никакой цели, кроме галочек в маркетинговых отделах… Недавно я получил около двенадцати тысяч фунтов за двухстраничный отчёт для фармацевтической компании. Его планировали показать на встрече по глобальной стратегии. В итоге отчёт не понадобился, потому что до этого пункта повестки дня так и не дошли.

Грэбер обращает особенное внимание на то, что следует отличать бессмысленную работу от «отстойной работы» [shit job]. Последний термин используется для обозначения тяжёлой, неблагодарной, но нужной обществу работы. В отличие от тех, кто занят отстойной работой, обладатели бессмысленной работы нередко получают высокие зарплаты и хорошую компенсацию в виде массы свободного времени. И всё же они несчастны. Грэбер считал, что виной тому — ощущение бесполезности. Это наблюдение привело автора к определению бессмысленной работы как «формы оплачиваемой занятости, которая настолько бессмысленна, не нужна или вредна, что даже работник не может оправдать её существование, хотя по условиям контракта он чувствует обязанность притворяться, что это не так»[3164]. Если во времена «Нового курса» Рузвельта «лишние» работники строили дороги за счёт государства, то в наши дни они составляют бессмысленные презентации за счёт корпораций. Так или иначе, «бессмысленная занятость» выполняет роль своеобразного социального демпфера, частично компенсирующего последствия снижения спроса на рабочую силу в производственном секторе в результате постепенного повышения производительности труда (отдельный вопрос заключается в том, хотим ли мы жить в мире, в котором бессмысленная занятость является основным рецептом по борьбе с безработицей).

7.3.4 Висит груша — нельзя скушать: новые рабочие места

Надо отметить, что вопрос с возникновением новых рабочих мест под влиянием научно-технического прогресса является неоднозначным. Если проанализировать долгосрочную динамику рынка труда, можно обнаружить, что на длинной дистанции количество рабочих мест в экономике не сокращалось. Появлялись новые профессии и целые отрасли, а в отраслях, существенно не затронутых автоматизацией, увеличивалось количество занятых. Производство электроники, индустрия программного обеспечения (в том числе компьютерных игр), интернет-маркетинг и торговля — всё это области, неизвестные рынку труда до начала революции в области информационных технологий. Эпоха революции глубокого обучения также создаёт новые области применения человеческого труда — и это не только рабочие места для специалистов в области ИИ. Множество людей задействовано сегодня в обучении специалистов, разметке данных, разработке программно-аппаратных комплексов (как на основе новых моделей машинного обучения, так и предназначенных для их разработчиков), их тестировании и внедрении. Новые сервисы, основанные на достижениях ИИ, нуждаются в дизайнерах, маркетологах, экономистах, специалистах по DevOps (инженерах разработки) и так далее. Благодаря появлению новых отраслей и сервисов развитие технологий ИИ не является «игрой с нулевой суммой» — росту производительности труда сопутствует рост общественных потребностей.

Четвёртая промышленная революция, так же как и три предыдущих, создаёт новые рабочие места, однако требования к квалификации сотрудников, удовлетворяющих всем потребностям новых вакансий, не всегда соответствуют навыкам тех людей, которые лишаются работы в результате автоматизации.

Наивно предполагать, что люди, занятые не самым престижным трудом, по мановению