Я смотрел на тех, кого мы считали врагами, и уже не видел в них людей. Они стали лишь мишенями, преградами на нашем пути. Мне было всё равно, кто они, откуда они пришли и какие истории они несли в своих сердцах. Я потерял последний капельку сострадания, сжег последний остаток эмпатии, и внутри меня возникло чудовище, которое питалось насилием и разрушением. Долгое время я был частью этого ада, и в нем я нашел свою сущность. Мне пришлось приспособиться к жестокости окружающей среды, чтобы остаться в живых. Я стал безразличным к крикам боли и страха, которые окружали меня. Каждый выстрел, каждый удар стал для меня рутиной, безразличным звуком в бесконечной симфонии смерти.

Каждая конфронтация, каждая капля крови, каждая утрата оставляла свой отпечаток на моей душе. Я больше не был тем жалким существом, которое колебалось между человечностью и безжалостностью. Я стал тем, кем предназначен быть на поле битвы — холодным и безразличным убийцей.

Война превратила меня в орудие смерти, и я обнял эту роль со всей своей душой. Теперь я не испытывал угрызений совести за свои поступки. Вместо этого, я оправдывал свою новую сущность, утверждая, что это было необходимо для выживания. Что-то во мне зашевелилось, когда я дарил смерть своим врагам. Я начал получать удовольствие от жестокости, которую прежде ненавидел. Мой разум замыкался на мыслях о мести и разрушении. Я не был простым солдатом больше. Я стал пламенем разрушения, и мой огонь пожирал все в своем пути. Уничтожение стало моим призванием, а мои враги — пешками на шахматной доске, которых я безжалостно сбрасывал.

Каждое новое убийство приводило меня к новому пику удовлетворения. Я наслаждался тем, как моя жестокость заставляла врагов трепетать передо мной. Их стоны и мольбы лишь подпитывали мою жажду власти. Я стал господином их судеб, и моя воля над ними не знала милосердия. Мне было всё равно, что они страдали. Я не разбирался в их историях, мечтах или надеждах — мне было плевать на то, что они чувствовали, к кому любовь испытывали и т.д. Я не испытывал ни капли сострадания к тем, кого я раньше называл товарищами. Я видел в них только слабость и уязвимость, которые нужно было уничтожить.

В один момент я перехватил всё командование на себя. Прежние капитаны не обладали нужными качествами для того, чтобы привести нас к победе. Я решил исправить этот недостаток, просто убив их. В тот момент я устал от их слабости по горло. Когда я пролил их кровь, многие начали смотреть на меня со страхом и ненавистью в глазах, но ничего они мне сделать не могли — я был сильнее их, я был опаснее их, я был смелее каждого из них. Если кому не нравились мои методы, они могли смело отправляться на небеса, ибо я не желал иметь в своём отряде слабовольных слабаков, что ещё не осознали, где они оказались.

С тех самых пор мы стали наступать куда упорнее и сильнее. Теперь мне было плевать на то, сколько наших людей поляжет в каждой схватке — нужен был лишь результат. Не все были готовы принять мой ход мыслей, но пуля в голову выполняла свою роль, в результате чего уже через несколько дней никто не решался подняться против меня мятеж, ибо каждый успел осознать факт того, что им не победить меня. Да, в нашей уже небольшой армии ещё были люди, обладающие более сильной причудой, чем моя, но у меня было больше опыта, ведь я намного больше всех кидался в прямые сражения, от чего мои силы значительно возросли. Можно сказать, что я успел стать самой настоящей машиной для убийств, и никто не мог поспорить с этим.

Стоит также отметить, что наше руководство совершенно забыло про нас. Похоже, мы не оправдали их ожиданий: они не отправляли нам помощь, не доставляли нам припасы, а также во всех массовых медиа заявляли, что не отправляли в Ирак никаких солдат, а те, что прямо сейчас там воюют под их флагом — самозванцы. Конечно, этого стоило ожидать, но я надеялся, что эти мудаки в пиджачках будут более смелее. Им было абсолютно всё равно на наши жизни, на наши успехи и на всё то, что прямо сейчас происходило в этой стране. Они не рассчитывали, что те самые люди, которых они называли фанатиками, смогут оказать достойный бой, и вся наша армия стала одной большой жертвой глупости бюрократов. Великолепно, не считаете? Абсолютно в духе нашей страны.

Под моим руководством наши силы стали неудержимыми. Не было никаких преград, никакой цены, которую я не был готов заплатить за победу. Я был живым инструментом разрушения, окутанным пеленой безразличия и хладнокровия. Каждая операция была тщательно спланирована, каждый шаг был точен и неумолим. Я больше не видел лиц наших противников, лишь безликие тени, которые нужно было уничтожить. Мне было все равно, кто они были — молодые или старые, мужчины или женщины. Они были просто препятствием на моем пути к заветной победе.

Мои решения становились все более безжалостными и безраздельными. Я принимал жизнь и смерть в свои руки, играя роль судьи, присяжных и палача одновременно. Мне было не важно, сколько страдания могут испытать мои враги, сколько жизней они могут потерять. Я был абсолютно бесчувственным к их боли и горю. Моя жестокость не знала границ. Я изощрялся в изобретении новых и более мучительных способов убийства. Я душил их надежды, когда они уже были на коленях. Я наносил раны, которые никогда не заживали. Мои руки были пропитаны кровью и злом, и каждое новое убийство врага приносило мне новое удовлетворение.

Мы наступали с вихрем разрушения и смерти, оставляя позади только разоренные земли и пепелища. Я смеялся над людьми, что уже почти стали трупами, которые лежали передо мной, зная, что их судьба была в моих руках. Моя сущность превратилась в тьму, и я вкушал ее каждый день, как наркотик.

Война продолжала свое бесконечное шествие, и я стал ее безжалостным главарем. Наши враги сражались со все большим отчаянием, но их сопротивление было бесполезным. Я не знал сожаления или сострадания — только пустота и бездна, которые поглощали все человеческое во мне. В моих руках была власть, и я использовал ее безжалостно. Я расправлялся со своими подчиненными, которые не могли следовать моим безумным приказам. Ничто