Это должно было означать, что он начал следить за Лу Ярдом накануне в два часа дня; в три тридцать проводил его к Уилсону, где видел Мики, следившего за Питом; в пять уехал за Ярдом обратно к его дому; видел, как туда входили и выходили люди, но сам не трогался с места; уехал с дежурства в три утра и вернулся в семь; с тех пор в дом никто не входил и не выходил.

— Придется тебе это бросить и переключиться на дом Уилсона, — сказал я. — Говорят, что там засел Шепот Талер. Я хочу, чтобы он был под присмотром, пока я не решу, отдавать его Нунану или нет.

Дик кивнул и включил мотор. Я вылез и вернулся в гостиницу.

Там меня ждала телеграмма от Старика:

«Немедленно вышлите полное объяснение данной операции обстоятельства при которых вы начали действия также ежедневные отчеты весь срок».

Я сунул телеграмму в карман, надеясь, что события будут разворачиваться с прежней быстротой. Послать ему сейчас то, что он просит, ничуть не лучше, чем послать заявление об уходе с работы.

Я напялил свежий воротничок и затрусил в муниципалитет.

— Привет, — обратился ко мне Нунан. — А я все жду, когда вы объявитесь. Пытался поймать вас в гостинице, но, говорят, вы там не ночевали.

Вид у него был неважный, но казалось, что шеф, для разнообразия, действительно рад меня видеть.

Когда я сел, один из его телефонов зазвонил. Нунан поднес трубку к уху:

— Да?

Еще немного послушал, сказал:

— Ты лучше сам туда поезжай, Мак.

Трубкой он попал на рычаг только с третьей попытки. Лицо у него стало мучнистым, но ему удалось сообщить мне почти нормальным голосом:

— Лу Ярда кокнули. Застрелили, прямо сейчас, когда он выходил из дому.

— Подробности знаете? — спросил я, проклиная себя за то, что снял Дика Фоли с Пейнтер-стрит на час раньше времени. Жутко не повезло.

Нунан покачал головой, глядя себе в колени.

— Поедем, взглянем на тело? — предложил я, вставая.

Он не поднял глаз.

— Нет, — устало сказал он, обращаясь к своим коленям. — Честно говоря, не хочется. Не знаю, смогу ли это выдержать. Меня уже тошнит от всей этой бойни. Действует на нервы.

Я снова сел, поразмышлял на тему его плохого настроения и спросил:

— Кто, по-вашему, его убил?

— Бог его знает, — промямлил он. — Все убивают друг друга. Чем это кончится?

— Это не может быть Рено?

Нунан вздрогнул, поднял было на меня глаза, передумал и повторил:

— Бог его знает.

Я подступился с другой стороны:

— Пришили кого-нибудь в «Серебряной стреле» вчера вечером?

— Всего троих.

— Кто такие?

— Два уголовника — Черныш Уэйлен и Щелчок Коллинз, их только вчера в пять часов выпустили на поруки. Еще Джейк Уол, по кличке Голландец, наемный убийца.

— А что там произошло?

— По-моему, просто не поладили. Вроде бы Щелчок, Черныш и остальные, которые с ними вышли на волю, отмечали это событие. Друзей их там было много, ну и кончилось дракой.

— Это все ребята Лу Ярда?

— Чего не знаю — того не знаю, — ответил он.

Я встал и двинулся к двери.

— Подождите, — окликнул он меня. — Не убегайте. Да, кажется, это люди Ярда.

Я вернулся на место. Нунан разглядывал стол. Лицо у него было серое, отекшее, сырое, как незастывшая замазка.

— Шепот живет у Уилсона, — сообщил я ему.

Он вскинул голову. Глаза у него потемнели. Потом рот задергался, и голова снова поникла.

— Больше не могу, — пробормотал он. — Тошнит от убийств. Больше не выдержу.

— Сильно тошнит? — спросил я.

— Да.

— Тогда идите на мировую. Но уж за убийство Тима не поквитаетесь. Ведь с этого все началось, — напомнил я. — Если хотите поставить точку, надо это делать сейчас.

Он поднял голову и посмотрел на меня, как пес на кость.

— Остальным, наверное, так же тошно, как вам, — продолжал я. — Скажите им всю правду. Соберитесь все вместе и заключите мир.

— Они решат, что это подвох с моей стороны, — возразил он жалобно.

— Соберитесь у Уилсона. Там живет Шепот. Это вы рискуете нарваться на подвох, а не они. Боитесь?

Он насупился и спросил:

— Пойдете со мной?

— Если хотите.

— Спасибо, — сказал он, — Я… я попробую.

В назначенное время — девять вечера — мы с Нунаном прибыли к Уилсону. Остальные делегаты мирной конференции были уже на месте. Каждый кивнул, на этом приветствия и закончились.

Я не был знаком только с Питом Финном. Бутлегер оказался ширококостным человеком лет пятидесяти с абсолютно лысой головой. У него был низкий лоб, огромные тяжелые челюсти и выпяченный подбородок.

Мы уселись за стол в библиотеке Уилсона.

Старик Илайхью сидел во главе стола. Ежик волос на его круглом розовом черепе серебрился. Из-под кустистых белых бровей выглядывали круглые голубые глаза, жесткие и властные. Рот и подбородок образовали две параллельные линии.

Пит Финн сидел справа от него и наблюдал за присутствующими крошечными, совершенно неподвижными черными глазками. Рядом с бутлегером поместился Рено Старки. Желтоватое лошадиное лицо Рено было таким же флегматичным и невыразительным, как и его взгляд. Макс Талер откинулся на стуле слева от Уилсона. Ноги маленького игрока в аккуратно отглаженных брюках были небрежно скрещены. Из угла плотно сжатых губ свисала сигарета.

Я сидел рядом с Талером. Нунан — рядом со мной.

Заседание открыл Илайхью Уилсон.

Он сказал, что так продолжаться дальше не может. Все мы — люди разумные, трезвые, взрослые, достаточно повидали в жизни. Все понимают, что нельзя жить, ни с кем не считаясь, — будь ты хоть семи пядей во лбу. Время от времени приходится идти на компромиссы. Чтобы иметь то, что хочешь, надо давать другим то, чего хотят они. Он уверен, что сейчас все мы больше всего хотим, чтобы прекратились эти безумные убийства. Он уверен, что за час можно все откровенно обсудить и уладить, не превращая Отервилл в бойню.

Это было неплохое выступление.

После него наступило краткое молчание. Талер смотрел мимо меня, на Нунана, словно ждал от него чего-то. Остальные, подражая ему, тоже уставились на шефа полиции.

Нунан побагровел и хрипло заговорил:

— Шепот, я готов забыть, что ты убил Тима. — Он встал и протянул мясистую лапу. — Вот тебе моя рука.