— Вещи без присмотра как оставишь? — уклончиво ответил Мишка.

Они вышли, приблизились к белой «Ниве». За рулем сидел светловолосый мужчина с оттопыренными ушами, невысокий — как будто постаревший Славик.

— Это твой друг из заповедника? — спросил он, взглянув на Мишку.

— Да, — ответил Славик.

— Здравствуйте, — сказал Мишка.

— Меня зовут Анатолий Владимирович, — сказал отец Славика. — Ну что, поехали?.. И махнул рукой… та-та-та… Словно вдоль по Питерской, Питерской… — напел Анатолий Владимирович, трогаясь, переключая скорости.

— Тимирязева, — буркнул Славик.

— А вот твой друг рад здесь учиться! — воскликнул Анатолий Владимирович, взглядывая на Мишку в зеркальце.

Славик с надрывом засмеялся.

— Хорошая специальность будет, а пока — живи в городе, ходи в кино, — говорил Анатолий Владимирович, выруливая на дорогу. — Чем плохо, да, Михаил?

Тут уже и Мишка ухмыльнулся, услышав, как важно его величают. И как-то помимо воли поддакнул. Славик посмотрел на него, как на главного врага своей жизни.

— Все правильно, — говорил довольный Анатолий Владимирович, — специальность любая хороша, верный хлеб. А там можно и другую получить. Все в твоих руках.

И Мишка снова поддакнул.

— Ведь ты эвенк? — продолжал Анатолий Владимирович. — Советская власть эвенков из тайги вывела. Грамоте научила. И что же добру — знаниям пропадать? Знания надо увеличивать. Верно, Михаил?

— Ага, — сказал Мишка с широкой улыбкой.

И Славик отвернулся к окну и больше не смотрел в его сторону. Анатолий Владимирович предложил ребятам леденцы, Мишка взял, Славик отказался. Анатолий Владимирович гонял леденец во рту и снова рассуждал вслух о пользе знаний, о важности специальности агронома.

Наконец Славик не выдержал и сказал, что Мишка-то не агрономом будет.

— А кем? — растерянно спросил Анатолий Владимирович.

Славик не отвечал, молчал сердито.

И убаюканный теплом в салоне автомобиля, голосом папы Славика, Мишка ляпнул нечаянно, как в шестом классе — в сочинении:

— Браконьером.

У Анатолия Владимировича брови взлетели выше зеркальца.

— Кем?..

Даже Славик повернулся и ошарашенно посмотрел сквозь очки на друга.

— Лесником, ага, — ответил Мишка.

И Анатолий Владимирович рассмеялся, клацая зубами по леденцу.

— А твой друг юморист почище Райкина!

Славик снова отвернулся.

— Но… погоди, — сказал Анатолий Владимирович, — в техникуме ведь нет лесного отделения?

— Ага, нет, — согласился Мишка.

— На кого же ты учишься?

— На этого, на фельдшера, — сказал Мишка.

— Значит, ветеринарным специалистом будешь, — сказала Анатолий Владимирович, — хоть и у нас в колхозе.

— Не-а, — ответил Мишка, покрутив головой. — В заповедник вернусь.

— У вас там что, большое стадо? — заинтересовался Анатолий Владимирович. — А я думал, раз заповедник, то хозяйственная деятельность сведена к минимуму.

Город остался позади, мосты, кинотеатры, техникум, общага, Ангара, и Мишке казалось, что бег по льду в городе был сном. Да и все остальное. Автомобиль увозил Мишку Мальчакитова сквозь зиму. «Ээ, никогда сюда не вернусь», — думал Мишка.

Они ехали долго, вокруг простирались малоснежные сопки, ветер все сдувал здесь. «О-ё, степи какие, — думал Мишка, — не хотел бы здесь жить».

Славка все отмалчивался. Анатолий Владимирович крутил баранку, хрустел леденцами.

Под вечер они приехали в большой поселок среди округлых гор, свернули, поплутали по улицам и остановились у кирпичного двухэтажного здания.

— Сейчас маму заберем, — сказал Анатолий Владимирович, оборачиваясь к Славику. — Сходи за ней.

Но Славик будто оглох и одеревенел.

— Та-а-а-к… ладно, — протянул Анатолий Владимирович и сам пошел в больницу.

— Кем она у вас работает? — спросил Мишка.

Славик молчал.

— Пызя, — позвал Мишка, протянул руку и осторожно тронул за плечо друга.

Тот резко дернулся, сбрасывая его руку.

— Чего ты, Пызя?

— У меня она никем не работает, — отрезал Славик.

Мишка уставился на него.

— Ну, ага, как сказать? — спросил он. — Врачом работает?

— Мне все равно, — ответил Славик. — А ты, Мальчакитов, и нашим и вашим.

— Чего?

— Ничего.

Наконец появились Анатолий Владимирович и женщина в песцовой шубке и песцовой шапке с длинными ушами. Это была мачеха Славика, Валентина Андреевна, черноглазая смуглая женщина. Она попыталась поцеловать Славика, неловко согнувшись и откинув вперед сиденье возле водителя, но тот увернулся. Дверцы захлопнулись, и автомобиль поехал дальше. В салоне запахло черемухой, что ли. «Духи, ага», — догадался Мишка, слушая мелодичный голос женщины. Покосился на друга, тот отмалчивался, глядел на зажигающие свет дома.

Мишка гостил в доме Пызиных, мачеха потчевала всех отменными позами[26], смородинным вареньем, блинами. Она была женщина под стать самому агроному дяде Толе, как вскоре его начал звать Мишка: говорливая, веселая. Постоянно тормошила всех, предлагала то чаю попить, то пойти смотреть на главную елку поселка, то поехать на священную Ёрд, гору в восьми километрах. Мишка поехал, а Славик нет, сослался на ломоту в костях, слабость, — из вредности, как все решили. Тогда вместо Славика позвали соседских мальчишку и девочку. Гора Ёрд была удивительная, как сказал дядя Толя — пирамида Байкала: правильной формы, как будто курган. Раньше на ней шаманили, а вокруг водили хороводы под тысячу человек. И если людей хватало, чтобы окружить гору, держась за руки, то год должен быть удачным. С горы виден был Байкал, сиявший льдом на солнце. Если Славка в детстве сюда забирался, подумал Мишка, то и заразился высотой: ему так и захотелось самому прыгнуть и понестись на крыльях к морю и дальше на Ольхон — и еще дальше — о-ё! — через море на заповедный берег.

Вот бы съехать с нее на лыжах — полететь. Но на горе лишь кое-где белел снег, как будто вылезшая вата по швам телогрейки, сильные ветры обдували ее.

И уголь вычерчивает странную гору Ёрд, сложенную руками не людей, а каких-то неведомых великанов.

Узнав, что Мишка не предупредил своих родных, мачеха Славика сама послала в заповедник телеграмму и денег не взяла.