Ритуал у них, что ли, какой-то, связанный с приезжими?

Я решительно взяла Лесю за руку, развернулась уходить, но после секундного колебания все же попрощалась через плечо. Сестра молчала. Бабка тоже промолчала, так и оставшись с протянутыми через забор руками, в каждой руке — по яблоку. За ее спиной молчаливо выстроились детские фигурки захряп-наряжух. И странным образом мне показалось: эти чурбачки рады, что мы с Лесей ничего не взяли из бабкиных рук.

Уж не знаю, каким образом безликие идолы смогли вызвать именно такое ощущение. Будь они магазинными манекенами, я бы первая над собой посмеялась. Но в этих захряпах было что-то очень неправильное. И в детских одеждах разного сезона, и в количестве фигурок-чурбачков, и в многократном упоминании, что они сами захотели здесь остаться.

Разве дядя Митяй не говорил, что наряжух ставят после удачного возвращения детей как напоминание, что в лесу одним опасно?

Мы шагали по засохшей грязи раздолбанной деревенской улицы, словно у нас была какая-то миссия. Я изо всех сил боролась с искушением обернуться, чтобы проверить: стоит еще бабка с протянутыми яблоками или нет. Или вообще сейчас занами ковыляет. Брр...

Благоразумная Леся потянула меня с середины улицы на обочину по городской привычке, чтобы лихой водитель, если вдруг каким-то невероятным образом он здесь существует, нас случайно не сшиб.

Начав было оборачиваться, сестра пересилила себя и угрюмо уставилась прямо перед собой. А потом почему-то шепотом спросила:

— Как думаешь, она тоже слушает эти страшилки?

— Вот уж не думаю. У нее-то наверняка радио нормально работает и ловит все волны. И телевизор, может, даже есть.

— Нет, она наслушалась и теперь сошла с ума.

В голосе Леси слышалась такая убежденность, что я почти поверила. Почти.

Вот и знакомая «копейка». Мы молча открыли калитку и зашагали по тропинке к своему домику, я — впереди, Леся — за мной.

— Ну чего? Гуляли? Нагулялись? Вернулись? — раздался голос прямо у нас над головами.

Леся аж присела от неожиданности, а я на всякий случай натянула капюшон и только потом подняла глаза. Это всего лишь дяденька Митяй приоткрыл окно и высунул наружу нос.

— А вы не знаете, что за... — Я переборола искушение назвать старуху «бабкой». — Что за пожилая женщина на том конце улицы живет? У нее весь двор в за- хряпах.

Лицо дяди Митяя тут же потеряло всякое выражение, как ластиком стерли. Даже удивительно.

— A-а, эта... Нуда. Взяли у нее что?

Странно, что он спросил.

— Яблоки предлагала.

— Но мы не едим! — выпалила Леся.

Я немного напряглась, что сейчас наш обман раскроется, потому что мама же не скрываясь несла прозрачный пакет с яблоками из магазина. Даже не знаю, как выкручиваться из такой неловкой ситуации. Но дяденька опять без выражения кивнул.

Отлично, оправдываться не придется.

— А почему у нее столько этих захряп-наряжух на участке, вы не знаете?

О, наконец-то появились на его лице эмоции! Видно было, как же ему не хочется отвечать на этот вопрос. Разумеется, нам с Лесей немедленно стало дико интересно.

— Захряпы-наряжухи замещают, стало быть. На месте перехода стоят. Вот там лес уже начинается. Лес наш такой. Ходить в лесу — видеть смерть на носу. Либо деревом убьет, либо мишка задерет, либо леший заберет. Знаете такое? А вот. Пошли и не пришли. А пришли и не дошли. А она всех собирает. Ей все равно, детушки. С перехода тащит, себе забирает. И тех, и тех. И кто не перешел, все равно себе тащит, сама забирает.

Очень понятно, ага. Очень понятно, что ничего не понятно. Зато понятно, что бабка сумасшедшая, и больше мы в ту сторону не пойдем.

Леся, осмелев, поинтересовалась:

— А что у вас, всегда такие жабы водятся огромные?

Дяденька Митяй вроде бы обрадовался, что мы сменили тему, но, с другой стороны, было совершенно ясно: новый вопрос тоже оказался неподходящим. Но наш хозяин все же ответил, как бы скучая:

— Жабы, да. Живут. Ты, как увидишь, вичкой, вич- кой постегай. И все. Легонько только. И не тронет.

— Вичкой?

— Ну вичкой, прутиком таким гибким, тонким. Отломай да и...

— Надо же! — обрадовалась я. — А я знаю одну девочку, которую зовут Вичкой. Мы в лагере вместе отдыхали. А так она Виктория.

— Стало быть, тоненькая была. — И дяденька хмыкнул, как квакнул.

Была... Почему была-то? Почему он так сказал?

А Леся внезапно опять проявила инициативу, чего ранее за ней не замечалось:

— А что за мальчик здесь у вас ходит?

Дяденька Митяй, уже было успокоившийся, снова напрягся. Мне показалось, что у него даже глаза беспокойно забегали.

— Мальчик? У нас? — переспросил он, хотя и с первого раза отлично расслышал.

— Ага. Взрослый мальчик. Чуть постарше моей сестры.

Я оценила, что Леся не стала упоминать моего имени.

— Так это тол...

Мне показалось, что дяденька проглотил кусок фразы, которую собирался проговорить. Мы с