– А ты не обидишься, если я скажу, что макияж здесь не нужен?

– Думаешь? – мама подошла к зеркалу почти вплотную. – Мне тоже не нравится, но я думала, при дворе так положено.

– Для придворных дам, но сама принцесса сегодня выглядела довольно просто. Думаю, никто не осудит тебя за твоё настоящее лицо.

– Смою, – она кивнула. – Правда, я даже не понимаю, зачем женщины так затемняют кожу. Мне, наоборот, нравится светлая, северная. А тут и так у всех смуглая, далась им эта пудра…

Хотэку задумался. Он никогда не задавался подобными вопросами. Кожа и кожа, зачем с ней вообще что-то делать? Люди вечно ищут какое-то мерило, которое будет единым для всех. Странно, что ещё лошадей своих красить в один «правильный» цвет не начали – под лошадь сёгуна, – а то что ж они, хуже, что ли?

Мика смыла косметику, сделала причёску по дворцовой моде – прямые распущенные волосы, пробор посередине, никаких украшений – и предстала перед сыном.

– Одежда точно хорошо на мне смотрится? А то мне кажется, что я совсем не подхожу для наряда, здесь такая богатая вышивка… – она с сомнением разглядывала рукава и проводила пальцами по вороньим крыльям, которые этими же пальцами сама и вышила.

– Мама, ты чудесно выглядишь. И платье это тебе очень подходит, зря ты волнуешься. И если ты не наденешь его ради посещения дворца, то где ещё ты сможешь в нем покрасоваться?

– И правда, – она снова звонко рассмеялась. Хотэку восхищала её открытость, совсем непохожая на сдержанность придворных.

Когда его только взяли в обучение, он ещё не знал порядков и правил, по которым живёт двор. Да и откуда? Он с людьми-то только-только начал жить, был диким и свободолюбивым, и, если бы не его осторожность и наблюдательность, не прижился бы здесь вовсе.

Так Хотэку рос и взрослел сразу в двух мирах: дома, где его учили быть простым, трудолюбивым и искренним, всегда идти за своим сердцем, и во дворце, где учили соблюдать дисциплину, быть верным и всегда идти за своим господином.

О третьем мире, который он оставил, Хотэку старался не вспоминать. Но сейчас понимал, что волки вбирали в себя лучшее из двух человеческих – искренность и свободу наряду с верностью и соблюдением правил. Они знали, как блюсти свою честь, оставаться в безопасности и не терять при этом себя. Немногие из людей могли бы похвастаться тем же.

– О чём задумался? – Мика пригладила волосы и уже стояла у выхода. – Может, заглянем на рынок, купим какое-нибудь лакомство? Кто ж с пустыми руками в гости приходит?

Хотэку усмехнулся: такое придумать могла только Мика – очаровательная простота.

– Не думаю, что ты можешь предложить принцессе что-то, чего нет на кухне дворца.

– Ну тогда хоть наших домашних сахарных бобов возьмём. Я их по рецепту бабушки готовлю, таких во дворце точно не подадут! – она не стала ждать возражений и поторопилась на кухню за сладостями. Хотэку только улыбнулся.

* * *

Киоко попросила Каю распорядиться, чтобы обед подали в малом приемном зале дворца Вечной радости. Пока она ждала гостью, Норико крутилась рядом.

– Ну ты поняла? Чувствуй, как тело. Это и есть тело. Как каждую мышцу, – Норико запнулась, – ну только это не мышцы, а…

– Да поняла я, поняла, – прошипела Киоко. – Давай потом обсудим, пока никто не заметил, какая ты болтливая. Мы и так с самого завтрака упражнялись, ты ж не дала мне отдохнуть.

– Ты отдохнула, пока ела, – насупилась Норико, но тут же умолкла и приняла равнодушно-ленивый кошачий вид. Видимо, идут.

И действительно, через несколько мгновений ушей Киоко тоже коснулся звук приближающихся шагов. Кая сопровождала невысокую женщину средних лет, и Киоко сразу поняла, что это она. Её наряд не оставлял сомнений – только женщина, сумевшая сшить такой, могла подарить ей великолепное морское платье.

– Добрый день, Киоко-химэ, – женщина поклонилась и опустилась у противоположной стороны стола.

– Добрый день. Я рада, что вы смогли присоединиться ко мне за обедом. Надеюсь, я не слишком отвлекла вас от дел, – это была традиционная формула вежливости, но, только произнося её, Киоко поняла, что наверняка отвлекла. Ещё как отвлекла. На рынках сейчас самая бойкая торговля, и каждое коку простоя оборачивается для торговца убытком.

– Не тревожьтесь. Мы с мужем работаем вместе, полдня без меня он справится, – она улыбалась так искренне, что Киоко стало удивительно тепло. Ей нравилась эта женщина. Она была совсем не похожа на тех, что окружали ее во дворце, и всё же не казалась чужой.

Им подали еду, гостья широко улыбнулась и поклонилась служанке со словами благодарности. Киоко изо всех сил старалась не придавать значения столь непривычному для неё поведению.

– Всё так пахнет! Уверена, еда очень вкусная! – Мика поднесла ко рту чашку бульона, сделала глоток и от удовольствия прикрыла глаза.

Киоко впервые видела, чтобы кто-то умел так наслаждаться едой – её вкусом, совершенно не заботясь о том, чтобы оценить вид.

– Пожалуйста, передайте мою благодарность тем, кто это готовил, – она отправила в рот кусочек огурца, – и овощи с таким изысканным соусом!

Кая стояла рядом, и по лицу было видно, как тяжело ей сдерживать то ли улыбку, то ли смех. Киоко сохраняла спокойное выражение лица, но в душе восхищалась этой женщиной.

– Мика-сан, – обратилась Киоко, припоминая имя, которое накануне ей назвала Кая. – Ваш подарок изумителен. Я пригласила вас, потому что хотела лично поблагодарить. У вас жемчужные руки истинной мастерицы.

– Ох, ну что вы, – та смутилась. – Я с детства шью. За столько лет любой научится, – она не скромничала из вежливости – искренне верила в то, что говорила.

– Кая, – Киоко обратилась к служанке, – у меня после обеда занятия… – она покосилась на гостью и не стала уточнять какие. Хотя это и мать её новоиспечённого сэнсэя – всё же самураи не болтают о службе, – вряд ли она знает. Пусть остаётся в неведении. – Подготовь подходящую одежду.

– Да, госпожа, – Кая поклонилась и вышла.

– Мика-сан, прошу, утолите моё любопытство, – Киоко не выдержала и слегка подалась вперед, – почему именно этот наряд, как так вышло? Вы ведь наверняка разбираетесь в моде и придворных правилах.

Женщина на мгновение замерла, и её улыбка померкла, поэтому Киоко поспешила заверить:

– Не беспокойтесь, одеяние, хотя и необычное, всё же прекрасно. Вы же видите, я его даже надела сегодня, хотя Кая и заставила меня подобрать к нему ещё одно верхнее кимоно.

Мика-сан тут же просветлела.

– Должна признать, у вашей служанки замечательный вкус. Это кимоно в совершенстве дополнило образ.

– Я ей так и сказала, когда надела его, – Киоко тоже улыбнулась. Чужая непосредственность заражала её. От этой женщины веяло теплом, какого она уже давно не ощущала. После смерти матери ей редко выпадало счастье побеседовать с кем-то без условностей и притворства.

Собеседница потупилась, сложила руки перед собой и, не глядя на Киоко, сказала:

– Я бы хотела ответить на ваш вопрос честно, но, боюсь, в мой искренний ответ будет сложно поверить.

Она взяла палочки и начала бездумно водить по ним ногтями, будто пытаясь снять с них лак.

– Не тревожьтесь, – Киоко перестала улыбаться. Она смотрела на женщину серьёзно, понимая: в её собственную историю об этом наряде тоже мало кто поверит. – Я склонна верить в невозможное.

Мика-сан подняла взгляд.

– Я не выбирала, какое кимоно для вас шить.

– А кто же тогда выбирал? – Киоко не могла оторваться от её внимательных глаз. Она вдруг заволновалась, и голос её стал тише.

– Со мной такое бывает, – Мика-сан тоже заговорила тише, вновь глядя на свои на руки, которые продолжали портить палочки, но Киоко решила этого не замечать. – Иногда я просто сажусь и начинаю работать. Я не знаю, что у меня получится, но я знаю, для кого это предназначено. Вашим подарком я занялась за месяц до свадьбы… Простите, – она поправилась, – дня рождения.

– Я понимаю, – кивнула Киоко.

– Словом, сначала я выкрасила нити – и даже не понимала зачем. Я редко использую такие оттенки, их тяжело получить, но в тот раз руки сами потянулись. Труднее всего было достать лиану для бирюзового цвета. Она растёт в Ши, сами понимаете,