Та пожала плечами:

– Не знаю. Но вы мне очень помогли. Убедили в том, что я права.

– В чем права? – Женщина попыталась подняться и беспомощно свалилась обратно на табурет. – Говоришь загадками. Что ее родители себе думают? Почему не ищут дочку?

– Оксана часто убегает из дому. Ночует редко. Они привыкли.

– Погоди. Дай-ка я ей позвоню. – Бабка Оксаны достала старенький телефон, нажала на клавиши, послушала, закусила губу: – Выключен.

– Кто бы сомневался. – Ангелина вздохнула. – Ладно, я пойду. Надеюсь, Оксана скоро отыщется. Во всяком случае, я приложу к этому все усилия.

– Приложи, дочка. – Женщина взялась за свою палку. Видно было, что двигаться ей тяжело, и, несмотря на обманчивую внешность, она серьезно больна.

– Вы сидите, я сама дверь захлопну. Если Оксана вдруг появится или позвонит – вот мой номер. – Ангелина быстро черкнула на салфетке цифры мобильного. – Прошу вас, позвоните мне сразу же.

– Позвоню, – пообещала бабка и вздохнула.

Ангелина вышла в прихожую, обулась и тщательно закрыла за собой входную дверь.

На улице уже стояли настоящие сумерки. Ангелина остановилась у подъезда в раздумьях. Тут же на нее надвинулся из темноты некто здоровенный и, дыша в лицо перегаром, поинтересовался хрипло:

– Девушка, закурить не найдется?

– Я не курю. – Ангелина отодвинулась в сторону и опасливо оглянулась, но громоздкая фигура уже растворилась во мгле.

Она достала телефон. Два пропущенных – от Риммы и от Гошки. Пока она разговаривала с Оксаниной бабушкой, телефон лежал в прихожей, в рюкзаке, вот она и не слышала. Ангелина поспешно набрала Римму.

– Ты где? Почему не отвечаешь?

– Дома я, все в порядке. Вышла в магазин на пять минут, уже иду обратно.

– Как там рабочие?

– Вкалывают. На днях обещают закончить. Ты как?

– Ну, так себе. – Римма откашлялась. – Скучно тут, аж выть хочется. Ненавижу больницы. Да еще сплошные процедуры.

– Уколы?

– Уколы, таблетки, ингаляции, массаж. Все вместе. Так что взялись за меня всерьез. Ни минуты покоя. – Римма усмехнулась невесело. – Ты вот что, Лина, скажи Файзали, чтоб не торопился. Не надо быстро заканчивать, пусть делают на совесть. А то поспешишь, людей насмешишь.

Римма любила поговорки и часто их употребляла. Она вообще говорила так, будто книжку читала, грамотно строила фразы, логически обосновывала свои мысли. Всегда не забывала подчеркнуть, что хорошо, а что плохо. Ей бы учительницей работать в младшей школе, воспитывать первоклашек…

– Хорошо, не волнуйся, я им передам твои слова, – мягко проговорила Ангелина.

– Так я утром тебя жду?

– Обязательно! Целую, люблю!

– И я тебя. – Ангелина нажала на отбой.

Тут же на экране высветился звонок от Гошки.

– Приветик! Звонила?

– Да, днем. Ты не подошел. Спал, наверное.

– Конечно, спал. Заказчик накануне всю душу вынул. Ты что хотела?

– Уже ничего. – Ангелина представила, что скажет ей Безденежных, если она начнет описывать ему свои приключения, особенно поиски Оксаны.

– Что-то тон у тебя странный, – заметил Гошка. – Как ремонт продвигается? Есть проблемы?

– Нет.

– А Римма как себя чувствует? Ты достала ей яблоки?

– Да. Спасибо за идею.

– Всегда пожалуйста, Шапошникова. Я рад для тебя стараться. Ты где сейчас, дома? Может, заглянешь на кофеек?

– Нет, Гош, я не дома. Я тут… короче, в одном месте, по делам.

– Поздновато для дел, не находишь? – В голосе Гошки продолжало звучать подозрение. – Ты, часом, не разыскиваешь ли снова своего Петрова?

– Петрачева, – машинально поправила Ангелина и прикусила язык.

– Вот-вот, Петрачева. Я угадал? Бродишь по чужому району на ночь глядя?

– Нет, не угадал. – Ангелина набрала в легкие побольше воздуха, как ей всегда требовалось, чтобы решиться сказать неправду. – Я у подруги. У нее день рождения, вот сидим празднуем.

– А почему я слышу шум машин?

– Мы во двор вышли, покурить.

– Шапошникова, ну что ты врешь? Ты ж сроду не курила!

– Я нет, а она да, – не сдавалась Ангелина.

– Ну ладно, не хочешь признаваться, дело твое. Мог бы приехать за тобой, я сейчас свободен.

– Нет, спасибо, не нужно. Я останусь тут ночевать.

– Бла-бла-бла, – насмешливо произнес Гошка, – не умеешь ты обманывать. Ну, если понадоблюсь, звони. – И он отключился.

Ангелина стояла посреди двора и удивлялась сама себе. Зачем она наврала Гошке? Почему не попросила его о помощи? Ведь очевидно, что нужно идти в лес и искать там Андрея. Гошка был бы сейчас как нельзя кстати. Как нельзя…

Ангелина сердито тряхнула головой, перекидывая за спину косу. О чем это она? Разве Безденежных пойдет с ней шастать по лесу в темноте? Ежу ясно, что нет. В очередной раз скажет, что она сумасшедшая, блаженная, так же, как Римма, как Спичкин…

Надо идти одной. Кричать, звать, аукать, как бы тупо и безнадежно все это ни выглядело. Другого выхода нет – сообщение стерто, доказательства отсутствуют. Если Андрей действительно в беде, то его единственная, микроскопическая доля шанса на спасение – это Ангелина… Она поправила рюкзачок за плечами и зашагала обратно.

Внутри, в глубине, родилась боль. Сначала она была тупой и отдаленной, но в считаные секунды достигла апогея и стала невыносимой. Она, точно крючком, вывернула наизнанку сознание, извлекла его наружу из спасительной, глухой тьмы. Андрей открыл глаза и тут же зажмурился, настолько острой и мучительной была боль. Его точно огнем жгло изнутри, дышать было невозможно. Он заскрипел зубами и ощутил во рту вкус крови. И тут же стремительным молотком ударила мысль: живой! Он не умер, лежит в темноте, на мокрой траве. Трава мокрая не от росы, а от крови. Вокруг целое море крови, а она все течет и течет, или ему кажется…

Он, скрипя зубами от боли, поднял глаза и увидел полную луну, тоже кровавую, в темно-фиолетовом небе. У луны была ехидная физиономия – два глаза, нос и рот, широко разъехавшийся в улыбке. Сколько же он тут лежит – час, два или больше? Надо крикнуть, позвать на помощь, но у него нет сил. Все силы сейчас уходят на то, чтобы вытерпеть эту ужасающую боль и не отключиться снова. Если сдаться, расслабиться, то мгла поглотит его окончательно. А впрочем, почему нет? Разве лучше терпеть такие страдания? Да и темнота – она не сразу настанет, не вдруг. Сначала будет солнечный свет, ромашковое поле, босоногий мальчик, запах цветочного меда, жужжание пчел. А боли не будет, она уйдет, растворится, останется лишь легкий ветерок, пестрые бабочки, веснушки на смуглой щеке…