Макс сдернул меня со стула, прижал к себе. Я вдохнула такой родной, такой знакомый запах, и ярость с новой силой зашевелилась у меня в душе. Я должна сделать по-своему! Обязана! Когда все закончится, он сам поймет, что по-другому нельзя. Я уперлась руками в его грудь.

— Не трогай меня! Не прикасайся! Ты трус! Обыкновенный трус! Ничего не можешь сделать и бежишь, хотя отлично знаешь — Катрин не остановится! И пока звенит чертов телефон, все будет повторяться!

Я потянулась, чтобы грохнуть вновь зазвонивший смартфон об стенку. Синие рыбки разинули удивленные рты и исчезли за краем стола. Чашка звякнула, разбиваясь. Брызнула во все стороны оставшаяся кофейная гуща. Макс тут разжал объятия, и я упала на пол, больно ударившись коленями.

Моя любимая чашка! Запоздало вспомнила, что чашка уже другая, та, действительно любимая, разбилась еще утром, и над этой можно не думать. Досада на саму себя подогрела раздражение.

— Мы все исправим. — Он был рядом. Прозрачно-голубые глаза, мягкие добрые руки, убедительный голос.

— Ничего ты не исправишь!

Голос мой сорвался на визг. Я оттолкнула его. Он опрокинулся назад, на секунду коснулся пальцами пола, и вот уже стоит около стены.

— Ты остаешься?

Пожалуйста, хоть как-нибудь покажи, что тебя волнует происходящее! Взглядом дай понять, что разбираешься в ситуации лучше меня, что просто дашь мне один день на то, чтобы я завершила все свои дела…

Но он молчал, не шевелился.

— Можешь убираться! — Я понимала, что подписываю себе смертный приговор, но уже не могла остановиться.

— Ладно, я уйду, — легко согласился Макс.

— Стой! — вскочила я.

Но кухня уже была пуста. «Боже мой! Что я наделала!» — заметалась испуганная мысль. Я обхватила голову руками. Принявшееся было отбивать тревогу сердце тут же успокоилось. Я медленно опустилась на табуретку.

Да, да, все правильно, так и должно было случиться. Это хорошо, что он сейчас ушел. Мне надо всего на денек остаться одной. Я найду саблю, встречусь со Смотрителями и потребую, чтобы они оставили нас в покое. Нельзя подпускать к ним Макса. А потом… Потом мы встретимся. Я все-все ему объясню. И он простит. Да что там прощать! Он ведь даже не обиделся. Просто ушел проветриться. Я приду к нему в мастерскую, или где-нибудь еще его встречу. Мы теперь с ним навсегда вместе. Нам невозможно не встретиться…

Запах кофе стал невыносим, и я распахнула окно.

«Дура! — вопило сознание. — Беги за ним! Извинись! Скажи, что была расстроена, что не сдержалась! Что тебе нужен всего один день!»

Я сжала кулаки, заставляя заткнуться любой голос, пытающийся мне что-то сейчас сказать.

Морозный воздух был неприятно холоден, вокруг уличного градусника образовался иней. Было красиво — белые крупинки льда сковали стеклянную колбу, сделали красный столбик призрачным, загадочным. Жизнь после смерти — это иней. Иней теперь — это я. Хотела продолжить, что теперь вся моя жизнь — смерть, но силой воли, той самой, что остается после счастья, немедленно запретила себе об этом думать. Только звенящий противный комарик остался сидеть внутри, но я решила пока не обращать на него внимания. К тому же мне опять звонили. Мелодия у смартфона была неприятная. Что-то из классики — Моцарт, Григ? Какую музыку любит Макс? Я уже чувствовала, как на меня валом катит паника, и тут же нажала на кнопку приема.

— Алло! — бодро проговорила я. Но голос дрожал. Мне приходилось приказывать самой себе успокоиться, собраться. Однако злое отчаяние, поднимавшееся из глубины, перекрывало все, меня начало трясти. — Здравствуйте, Олег! Как ваши дела?

На том конце провода повисла пауза. То ли Олег не ожидал, что я отвечу, то ли не ожидал, что я буду настолько бодра.

— Спасибо, Маша, у меня все хорошо. — Собеседник словно через интерком говорил, параллельно с его голосом звучало странное эхо. — А как твои дела?

— О, вы не поверите, но я выздоровела! — Меня уже вовсю трясло, от чего голос слегка дрожал.

— Какая приятная неожиданность. — А Олег, оказывается, тоже умеет показывать зубы — его ответ никак нельзя было назвать дружелюбным. — Чем же ты лечилась?

Я глубоко вдохнула, прогоняя нервную дрожь.

— Обливалась по утрам и вечерам холодной водой, бегала босиком, — съязвила я. — А как там Антон?

— Ему… лучше. — Повисла пауза. — Маша, нам надо встретиться.

— Еще как надо! — Мне хотелось кричать, но я себя сдерживала. — Завтра, ближе к вечеру вам подойдет? Мне надо подготовиться. И знаете еще что. Мне бы хотелось, чтобы пришел Борис.

Олег молчал. Никогда не думала, что тишина в телефоне бывает такой тяжелой.

— Маша, мы можем, прежде чем что-то произойдет, поговорить?

— Олег, вы прекрасно знаете, что нам не о чем разговаривать.

— Маша, я боюсь, ты все видишь в неправильном свете. — Его голос вдруг резко приблизился, стал вкрадчивым. Но меня такими штучками уже нельзя купить.

— Олег, как все же здоровье Антона?

— Если Макс еще раз появится в Москве, пусть он заедет к нам. Нечего ему под окнами бегать. Он же не думает, что его визиты остаются незамеченными? — вынул свой козырь Смотритель.

Я мысленно перебрала карты на своих руках. «Полковник, почему не сыграл ваш козырной туз? — Расклад-с»… Тузов у меня не было. Зато имелся джокер. Веселый такой, с бубенчиками на колпаке.

— Что вы теперь сделаете с Катрин? — спросила я. — Убьете? Или снова подошлете ее ко мне?

— Маша, приходи на встречу с Максом. Или уговори его пустить меня в мастерскую. Нам надо встретиться.

— Вам мало Грегора? — заорала я. — Хотите всех собрать?

— Это здесь уже ни при чем. Кое-что изменилось.

— Поэтому вы издеваетесь над Антоном? — Мой маленький джокер достоинством в «шестерку», вырос до валета.

— Ничего с твоим Максом не случится! — прикрикнул на меня Олег. — Нам нужна его помощь!

— Врать нехорошо! — выпалила я не раз уже повторенную сегодня фразу.

— Да, я понимаю, ты пережила много неприятных моментов. Мы тоже не всегда были правы. Но времена меняются.

— С чего вдруг? — Я глянула в окно. Сумерки. Мое самое нелюбимое время суток.

— Ты же Смотритель! Ты должна нас понимать!

— Ничего я не должна. Вот встретимся завтра и поговорим.

— А если я пообещаю, что с Максом ничего не произойдет, ты позовешь его завтра на встречу с нами?

— Нет!

Молчание.

— А если я скажу, что Грегор жив? Мы отпустим его, если я смогу встретиться с Максом.

Мне захотелось бросить трубку. Сердце колошматилось в груди, перед глазами ходили круги.