Мистер Биркуэй выбрал этот пассаж за то, что он показывает, что иногда даже самые близкие друзья могут выводить нас из себя. Бет-Энн демонстративно развернулась на стуле и пронзила яростным взглядом Мэри Лу.

Мистер Биркуэй перелистал ещё несколько страниц дневника и прочёл другой пассаж:

Я подумала, что сейчас Мэри Лу просто свалится со стула. Алекс залился слишком ярким румянцем. Он посмотрел на Мэри Лу так, словно она только что пронзила ему сердце раскалённым прутом. Мэри Лу пробормотала:

– Нет… Я… Нет, это совсем не то, что ты подумал, я…

Мистер Биркуэй выбрал этот пассаж за то, что он выражает противоположные чувства в отношении кого-то.

– Это уж точно, – сказал Алекс.

Зазвонил звонок. Сперва можно было услышать, как с облегчением вздохнули те, чьи дневники прочитать не успели, а потом все заговорили разом: «Эй, Мэри Лу, глянь, какая у Алекса розовая кожа!» и «Эй, Мэри Лу, и в чём таком интересном спит папа Бет-Энн?»

Бет-Энн стояла перед самым носом Мэри Лу и кричала:

– Я вовсе не болтаю без конца! И ты могла бы не говорить, что я рассказываю тебе обо всём, и единственная причина, по которой мы упомянули про моего папу, был тот наш разговор, как ты помнишь, про то, что мужские купальные костюмы удобнее женских, и… – И так она говорила и говорила без конца.

Мэри Лу пыталась пробиться на другой конец класса к Алексу, который был настолько розового цвета, насколько вообще мог быть.

– Алекс! – кричала она. – Погоди! Я написала это до того… погоди!

В общем, воцарилась страшная неразбериха. И я была только рада убраться оттуда подальше. Мы с Фиби снова направлялись в полицию.

На этот раз нас сразу пропустили к сержанту Биклю. Фиби шлёпнула на стол перед ним новое послание про воду из колодца, собранные ею в доме у миссис Кадавр волосы и, наконец, список «Дальнейших пунктов расследования».

Сержант Бикль мрачно посмотрел на всё это и сказал:

– Девочки, вы так и не поняли…

Тут Фиби прорвало.

– Вы идиот! – отчеканила она, сгребла со стола послание, волосы и свой список и промаршировала вон из кабинета.

Сержант Бикль вышел за нею, а я осталась ждать, потому что подумала, что он успокоит Фиби и приведёт её обратно. Я стала рассматривать фотографии у него на столе – те, что не смогла разглядеть в прошлый раз. На одной был сержант Бикль и миловидная женщина – наверное, его жена. На другой красовался блестящий чёрный автомобиль. На третьей фотографии были запечатлены сержант Бикль, та же женщина и парень – наверное, их сын. Я присмотрелась.

Я знала их сына. Это был наш псих.

Дедушка летел через Вайоминг, как на пожар. Мы стремительно вписывались в повороты извилистой лесной дороги, шурша шинами: спеши-спеши-спеши. Дорога, следовавшая долинами рек, вторила в унисон: скорей-скорей-скорей.

Было уже довольно поздно, когда мы добрались до Йеллоустона. Всё, что мы успели там посетить, – это горячий источник. Мы проехали по дощатому настилу между множества ям с булькавшей в них грязью (бабушка тут же выдала: «Па-даб-ду-ба!»)

и остановились в отеле «Старый Служака», в номере «Хижина пограничника». Я впервые видела бабушку такой восторженной. Она едва могла дождаться утра.

– Мы увидим Старого Служаку! – то и дело повторяла она.

– Но мы ведь не очень задержимся, правда? – не удержалась я и почувствовала себя ужасно вредной, ведь бабушка казалась такой довольной!

– Тебе не о чем волноваться, Саламанка, – уверяла она. – Мы только посмотрим разок, как взорвётся старый гейзер, и сразу отправимся дальше в путь.

Ночь напролёт я молилась росшему во дворе вязу. Я молилась, чтобы мы не попали в аварию, и чтобы мы вовремя успели в Льюистон, штат Айдахо, на мамин день рождения, и чтобы мы привезли её домой. Потом я пойму, что молилась не о том, о чём следовало.

Той ночью бабушку так снедало нетерпение, что никому не удалось заснуть. Она болтала обо всём, что приходило в голову. Она тормошила дедушку:

– Помнишь, как ты нашёл под матрасом письмо от яичного человека?

– Конечно, помню. Мы тогда ещё здорово поцапались из-за него. Ты уверяла, будто ни черта не понимаешь, как оно туда попало. И даже имела наглость сказать, будто яичный человек сам пробрался к нам в спальню и спрятал его там.

– Ну, я просто хотела, чтобы ты знал, что я его туда положила.

– Я знал, – сказал дедушка. – Я же не такой дурак.

– Это было вообще единственное любовное письмо, которое кто-то мне написал за всю жизнь, – сказала бабушка. – Ты никогда не писал мне любовных писем.

– Ты и не говорила, что тебе это нужно. Тогда бабушка сообщила мне:

– Твой дедушка чуть не убил яичного человека за то письмо.

– Чёрта с два! – возразил дедушка. – Из-за такого и руки марать не стоило!

– Может, из-за него и не стоило, зато из-за Глории стоило.

– Ну конечно! – дедушка нарочито драматическим жестом заломил руки. – Ах, Глория!

– Ладно, проехали, – бабушка перевернулась на другой бок и сказала мне: – Рассказывай дальше про Пипи. Доскажи мне всю историю, только пусть она не будет слишком печальной, – бабушка скрестила руки на груди. – Расскажи, что же было дальше с психом.

Стоило мне увидеть фото психа на столе у сержанта Бикля, и я опрометью вылетела из его кабинета. Я на полном ходу пронеслась мимо сержанта Бикля, стоявшего на парковке. Фиби нигде не было видно. Весь путь до их дома я преодолела бегом. Когда я бежала мимо дома миссис Кадавр, с крыльца меня окликнула миссис Партридж.

– Вы так оделись, – заметила я. – Куда-то собрались?

– О да, – ответила старушка. – Соответственно случаю, – она медленно спустилась с крыльца, стуча тростью в виде кобры.

– Вы ходите?

Она наклонилась и ткнула пальцем в свои ноги:

– А как ещё называть то, как я передвигаю ноги?

– Нет, я имела в виду, вы сами идёте туда, куда собрались?

– Ну что ты, это слишком далеко для моих ног. Сейчас приедет Джимми. Он будет с минуты на минуту. – К дому повернула машина. – А вот и он, – сказала старушка. И она окликнула водителя:– Я соответствую! Я обещала, что буду готова – и вот она я!

Водитель выскочил из машины.

– Сэл? – удивился он. – Мне и в голову не могло прийти, что мы соседи!

Это оказался мистер Биркуэй.

– Мы не соседи, – возразила я. – Это с Фиби вы соседи…