Ей надо было думать о Руперте и Джорджиане.

Оливия взяла себя в руки и заговорила:

— Лесной пожар не повод предавать двух человек, которых… Я не могу предать жениха.

— Двух человек. Джорджиану?

— Не важно, — поспешно произнесла Оливия. — Я не хотела… В любом случае это не важно…

— Неправда. Она здесь, потому что ее пригласила моя мать.

Оливия кивнула.

— Конечно, мы не рассматривали ее, как лошадь на аукционе «Таттерсоллз», — извиняющимся тоном произнес герцог. — Мой первый брак не удался. Мать опасается, как бы я не повторил ошибку.

Оливия легко коснулась его щеки, и по кончикам ее пальцев как будто пробежали искры.

— Джорджиана никогда не предаст вас.

— Так вы слышали сплетни? — Его глаза были закрыты.

— Моя служанка говорила о репутации вашей жены.

— Боюсь, Еванджелина заслужила свою репутацию. — В голосе не было ни стыда, ни осуждения. — Нам лучше пойти в конюшни, мисс Литтон. Моя тетя, не говоря уже о юном Джастине, сойдут с ума от нетерпения, если заставить их ждать в повозке.

Оливия снова взяла герцога под руку. Ее колени дрожали.

— Значит, вы преданы Монтсуррею?

Оливия кивнула, но заметив, что герцог глядит перед собой, добавила:

— Да. — Ее голос звучал сдавленно. — Он будет очень страдать, если я… Нет, так не пойдет.

— Поистине английский ответ. — Герцог взглянул на нее. — Так не пойдет… Но вы правы. Самое худшее, что мог бы сделать один мужчина другому, особенно тому, кто служит родной стране, это похитить его будущую жену. Возможно, когда он в целости и сохранности вернется домой, мы обсудим это еще раз.

— Мы с вами едва знакомы, — ответила Оливия, стараясь, чтобы голос звучал твердо.

— Я хочу узнать вас лучше. Об этом и разговор. — Его голос был низким, чуть хриплым.

Перед глазами Оливии проплыло лицо Джорджианы, полное надежды. Она собралась с духом. Одно дело Руперт, но Джорджиана — ее сестра-близнец, ее вторая половина. Оливия поняла, что была права: этот человек идеальная пара для Джорджи. Не для Оливии.

— Нельзя жениться, поддавшись безумию, — холодно произнесла Оливия.

Герцог молча сделал несколько шагов. В тишине она остро ощущала его присутствие. Будущий зять, напомнила она себе.

— Значит, вы знакомы с подобным безумием? — Его голос был безразличным. — И часто оно вас настигает?

Как и его жена… Вот о чем он подумал. Оливия хотела было все отрицать, но передумала.

— Мы с Рупертом обручены с детства. Конечно, я не… — Она замолчала. — У нас не было возможности выбирать. Мы оба понимали, что верность не входила в соглашение, заключенное нашими отцами, по крайней мере, до брака.

Они свернули за угол и направились к конюшням. В дверях показался мальчик-слуга и тут же исчез внутри. Затем последовало цоканье копыт, и на свет вывели пятнистую кобылу.

— Я помогу вам сесть на лошадь, — сказал герцог.

Он подвел Оливию ближе и обхватил за талию. На мгновение они оба замерли на месте. Его прикосновение стало увереннее, и он посадил Оливию в седло.

— Спасибо, ваша светлость, — пробормотала она, перекинула ногу через луку седла и подобрала подол платья.

— Я предпочитаю, чтобы вы называли меня Куин.

Она удивленно взглянула на него.

— Это было бы неприлично.

— Неприлично будет, если я стащу вас с лошади на глазах у слуг и поцелую.

— Вы не можете этого сделать! — взвизгнула Оливия.

— Могу, — спокойно возразил Куин. — И полагаю, это вас не побеспокоит, Оливия, поскольку вы только что признались, что являетесь, мягко говоря, кокеткой.

Как следовало ответить ему? «Для вас мисс Литтон»? Но герцог уже отвернулся и легко вскочил на лошадь. Он был сердит, сдерживаемая ярость чувствовалась во всем его теле, в скулах, казавшихся сейчас еще более выступающими и мужественными.

Но Оливия не знала, как ответить. Ей страстно хотелось протянуть руку и коснуться его, и мешали ей лишь гордость и преданность. Хотелось одарить его знойным взглядом, чтобы он поцеловал ее снова. Как если бы она была желанной. Чувственной.

Оливия опустила голову и увидела свои ноги по обе стороны седла. Это вернуло ее к действительности. Как вообще герцог мог желать ее?

Она была толстой. У нее толстые ноги. Странно, что он еще этого не видел. Наверное, он просто не замечал, но так долго продолжаться не будет, особенно если они окажутся наедине и снимут одежду.

От этой мысли на Оливию накатила легкая тошнота, но она была даже рада. Это призыв спуститься на землю. Куин будет счастлив с Джорджианой. Он забудет эти глупости, этот «лесной пожар».

Оливия улыбнулась мальчику, державшему поводья ее лошади.

— Присмотришь за Люси, пока я не вернусь? Кажется, она считает, что в конюшне могут быть крысы.

— Возможно, так и есть, — отозвался конюший. Люси в это время внимательно обнюхивала стену, хвост дрожал от возбуждения.

— Тогда найдите их, — предложила Оливия.

Мальчик ухмыльнулся и подал ей поводья. Она проворно натянула их, легко толкнула лошадь пяткой в бок и отправилась вслед за герцогом. За Куином.

По извилистой дороге они добрались до дома. Впервые Оливия заметила величественный фасад Литтлборн-Мэнора.

Вместо того чтобы тянуться вширь, как многие родовые поместья, к которым в разное время делали пристройки, дом был прямым, элегантным и абсолютно симметричным, окруженным безупречно подстриженными лужайками.

Слишком изящный для Оливии. У каждой детали была точная копия с другой стороны: у окон, фронтонов, труб.

— Что скажете? — спросил герцог, когда Оливия остановила лошадь.

— Этот дом слишком чопорен. — Она махнула рукой в сторону окон, выстроившихся в ряд, как оловянные солдатики. — Сама же я довольно безалаберна.

— А что значит «безалаберный» в архитектурном смысле? — поинтересовался герцог. Но Оливия уже увидела ожидающих их леди Сесили и Джастина и пустила кобылу рысью.

— Простите, что заставили вас ждать, леди Сесили, — сказала Оливия, склоняясь к повозке.

— Вам бы следовало извиниться передо мной, — негодующе заметил Джастин. — Тетя Сесили вышла всего минуту назад, а я за это время написал целый рондель[2]. Неплохой, честно говоря. — Джастин махнул листком бумаги.

— Не терпится послушать, — сказала Оливия. — Как ваша лодыжка, леди Сесили?

— Прекрасно! Я использовала порошок, который купила в Венеции два года назад. Он такой сильный, что им пользовалась сама Елена, чтобы сохранить молодость. И он особенно хорош для костей: помню, старик, который его продавал на площади перед собором Святого Марка, сказал, что от него ваши зубы встанут на место и начнут плясать, как клавиши клавесина. Так и вышло, правда, с моей лодыжкой, а не зубами.