Тут его широченная улыбка стала печальной. Он слегка покачал головой и, кажется, пожал плечами, будто хотел сказать: «Я сдаюсь!» Но пока он таял, улыбка из печальной стала очень даже доброй.

— Ой, Крис! — шепнула я. — Опять я все испортила! Жалко, что ты не можешь сказать мне, чего он на самом деле хочет, когда приходит сюда. Как ты думаешь, он теперь пойдет к мистеру Фелпсу и будет являться ему?

Бедный Крис. Может только жестикулировать — в точности как призрак. Лизнул меня в щеку, слез с постели — очень неохотно — и собрался выпрыгнуть в окно.

— Не забудь! — крикнула я. — Ты мне обещал! Берегись, когда все начнут тебя разыскивать!

Его узкая собачья голова повернулась и кивнула мне, а потом он прыгнул. «Тум», — стукнула крышка угольного погреба. Прыжок удался гораздо лучше, чем в прошлый раз. Слишком уж хорошо у Криса получается быть волком.

Суббота. С тех пор как я в последний раз писала в дневнике, прошло, по-моему, несколько веков. На самом деле — три дня. Записывать придется целую вечность.

В субботу была охота.

Все время, пока мы одевали тетушку Марию, она твердила не переставая:

— Бетти, дорогая, вы обязательно должны остаться дома, со мной.

— Я всегда дома, — кисло отозвалась мама. — А дети?

— Я отпущу маленькую Наоми с Элейн и Ларри, если она пообещает вести себя примерно и очень осторожно, — снизошла тетушка Мария.

Я отметила про себя, что о Крисе никто не упомянул.

Вскоре после этого в дом с громким топотом вломилась Элейн — к обычному черному макинтошу она надела огромные зеленые сапоги, а голову повязала черным платком.

— Мы готовы отправляться, — сказала она. И улыбнулась мне в две складки. — Насколько я понимаю, ты тоже идешь, — сказала она. — Тебе надо надеть резиновые сапоги.

«Тоже мне, любезное приглашение», — подумала я и побежала собираться.

Ларри стоял у своей машины на улице. Машина у него дорогая, шикарная, я такие еще у вокзала видела. Он, само собой, не сказал ничего. А Элейн за всю дорогу открыла рот только один раз:

— Я положила тебе пакет с бутербродами, он в багажнике вместе с нашими. Может, дело затянется на целый день.

Кстати, ехать пришлось недалеко, только до стоянки у вокзала. Я могла бы и пешком дойти. Стоянка была уже битком набита. Кто-то открыл ворота, которые вели в поле на другой стороне шоссе, и Ларри, хлюпая колесами по лужам, осторожно проехал через стоянку и припарковался в дальнем ряду. Там были машины всех цветов и размеров, а еще микроавтобусы, «лендроверы», мотоциклы, велосипеды. У всех машин были открыты багажники, и над ними деловито и решительно склонились мужчины. В жизни не видела столько зеленых резиновых сапог сразу. На Ларри тоже были зеленые резиновые сапоги и твидовая тирольская шляпа. Он пошел и открыл багажник своей шикарной машины. Когда он выпрямился, то бережно держал в руках два длинных ружья.

К нему быстрым шагом подошел серо-розовый Доктор Бейли, тоже с ружьем в руках.

— Мы поставили по человеку через каждые пятьдесят ярдов вдоль всего поля за вокзалом, — сказал он Ларри. — Через такой кордон ему не пробиться. Надеюсь, вы в хорошей форме и не утратили меткости.

Мышиное личико Ларри расплылось в довольной улыбке.

— В отменной, — сказал он. — Женщины и дети будут загонщиками. Верно?

— Этим занимается Нат Фелпс, — сказал доктор Бейли. — Вам я отвел самое хорошее место. Пойдемте посмотрим.

Они зашлепали в ворота, а я осталась стоять возле Элейн, и мне было худо. Элейн, правда, тоже выглядела не особенно радостно. Но потом она зашагала прочь — отдать кому-то какие-то приказы, — а я так и осталась стоять.

Был славный весенний день — вот что самое ужасное. Солнце лезло и лезло на небо, яркое, ласковое, теплое, а люди прибывали и прибывали. Приехали просто все. Я видела мистера А. С. Тейлора, аптекаря, — он быстро шел через поле с ружьем, — и людей в сапогах, которые были возле лодок, и почтальона, и молочника, и носильщика с вокзала. Все были с ружьями. Бенита Уоллинс раздавала бумажные стаканчики с чаем из задней двери старого микроавтобуса. Адель Тейлор и Коринна Уэст разгуливали в шикарных брюках и модных курточках. Рано или поздно я увидела всех миссис Ктототам, в том числе Филлис Форбс, которая прошествовала в ворота во главе строя сирот. У одного из мальчиков-клонов рука была на белой-белой перевязи. Пришли целые толпы и других людей, и все топтали пробившиеся в поле одуванчики. Похоже, не видела я только двоих — папу с Зенобией Бейли.

Я с возмущением подумала, почему папу-то не пустили. До сих пор не понимаю.

Мистер Фелпс въехал в ворота на маленькой высокой черной машине с открытым верхом. Он громко просигналил клаксоном и начал командовать, не успев даже остановить машину.

— Все женщины и дети — ко мне! Шагом марш! Не копайтесь!

Сначала мне казалось, будто на его приказы никто не обращает внимания, но понемногу все вроде бы занялись делом. Мужчины бегали или ходили вдали, выстраиваясь в длинную цепь, которая протянулась чуть ли не до самого Кренберийского утеса. Многие вышли за ворота следом за Ларри и доктором Бейли — я думаю, они выстроились в другую цепь, до приюта, а может и дальше.

Мистер Фелпс расхаживал туда-сюда и выкрикивал:

— У всех с собой сухой паек? Глядите, чтобы не подмок, ха-ха! Шагом марш, стройся! Накроем зверюшку в норке!

Главная была, по-моему, все-таки Элейн. Она то и дело поглядывала на мистера Фелпса белыми от презрения глазами, пока рассаживала сирот в микроавтобус и два «лендровера», а прочих женщин — в вереницу машин поменьше. В результате я оказалась рядом с Эстер Бейли в ее «лендровере», набитом сиротами. Она вела машину, но постоянно поворачивалась ко мне, улыбалась и говорила всякие разумные слова, например: «Не пугайся, не стоит. Нас много, так что охота совершенно не опасная. Ты же знаешь, наша задача — загнать зверя навстречу стрелкам».

Я возмущенно подумала про папу и про ее дочурку Зенобию двух футов ростом. И сказала:

— Зачем обязательно его убивать?

— Дорогая, это же опасный зверь, — резко ответила Эстер Бейли. — Может быть, даже бешеный.

Мы въехали прямо в холмы, на поле над гоблинским лесом. Там все вылезли из машин с пакетами с едой в руках, и сердце у меня бешено заколотилось. Я глядела на холмы, на поля, на фермы, которые тянулись у нас за спиной от моря, и думала только об одном — вот бы у Криса хватило ума убежать куда-нибудь туда и не возвращаться.

Потом мистер Фелпс произнес организационную речь в стиле «все будет тип-топ». Мне было так худо, что я не могла его слушать. Какая-то тягомотина про фланги, стягивающиеся к основным силам, и наш санитарный кордон (это он зачем-то сказал по-французски — cordon sanitaire), и тщательный выбор места встречи, и опасность перекрестного огня.