Сердце миссис Фрой дрогнуло – и у мужа предчувствие! Не говоря ни слова, она чиркнула спичкой, зажгла лампу, подкрутила фитиль и приладила стекло на место. Ожидая, пока лампа разгорится, она смотрела на лицо мужа, озаренное неярким пока светом. Оно выглядело белым, бескровным, костлявым – обладателю такого лица пристало спать не в одной с ней кровати, а на том сыром клочке земли за окном. И миссис Фрой вскипела, исполненная благородного гнева человека, который терпеть не может призраков:

– Чтоб я больше от тебя такого не слышала! Ты хуже мисс Парсонс! Ей всего-то шестьдесят шесть, но когда мы в прошлый раз вместе возвращались из города, она разворчалась – дескать, автобус полон, и ей приходится стоять. Я ей говорю – дорогая, при королевском дворе все стоят, ты бы особо не хвалилась, что не вхожа в те круги. А потом еще добавила – садись на мое место, а я постою, я все-таки помоложе буду.

– И как, засмеялись вокруг? – с интересом спросил мистер Фрой. В теплом свете лампы его лицо утратило прежнюю бледность.

– Еще как, прямо-таки грохнули. Кто-то даже зааплодировал. Тут я решила, что шутка зашла слишком далеко, и все прекратила – так на них всех посмотрела!..

Миссис Фрой по праву гордилась своим комическим даром, но чувство собственного достоинства было важней. Вот и сейчас она выпятила подбородок, словно все еще утихомиривая пассажиров автобуса, и спросила:

– А где Сокс?

– Боюсь, дорогая, ждет снаружи, чтобы побежать навстречу поезду, когда он придет. Не знаю, как и объяснить бедолаге, что еще не пятница.

– Я объясню, – объявила миссис Фрой. – Сокс!

Огромный пес поспешно ввалился в комнату. Обычно он не подчинялся сразу, будучи здорово разбалован, но определенные нотки в голосе хозяйки все же привык уважать. Та достала из жестянки три собачьих сухарика и выложила их рядком на стульчик у камина.

– Посмотри, моя радость, у мамочки для тебя три сухарика. Один – на сегодня, но сегодня Винни еще не приезжает. Другой – на завтра, но и завтра Винни еще не приезжает. А вот этот – на пятницу, а в пятницу Винни будет здесь, и тогда ты побежишь встречать поезд. Запомнил? Вот этот сухарик.

Сокс глядел на нее снизу вверх, словно пытаясь уразуметь сказанное. Янтарные глаза, полускрытые прядями шерсти – голову ему не остригли, – сверкали интеллектом.

– Он все понимает, – сообщила миссис Фрой. – И вообще я умею разговаривать с животными. Наверное, мы настроены на одну волну. Я всегда знаю, что у него на уме, и в состоянии донести до него, о чем думаю сама.

Обернувшись к камину, миссис Фрой взяла один сухарик.

– Это – на сегодня, – еще раз пояснила она. – Сегодня уже прошло. Так что можешь съесть.

Сокс не заставил себя упрашивать. Пока он грыз сухарик, рассыпая крошки по коврику, миссис Фрой обратилась к мужу:

– Для нас сегодня тоже закончилось, и слава богу! И я хочу, чтобы ты не забывал – не нужно искать проблем на собственную голову, и тогда они сами обойдут тебя стороной… А что это ты ухмыляешься?

Трясясь от смеха, муж указал на Сокса, который уже догрызал последний сухарик.

– Он все понимает, – передразнил мистер Фрой.

Выражение его лица не дало миссис Фрой по-настоящему рассердиться. Оно помолодело на много лет. Где именно он ляжет сегодня спать, не было ни малейших сомнений. Погладив Сокса, миссис Фрой поцеловала его в нос и стряхнула крошки с шерсти.

– Именно понимает, – сказала она недовольным тоном, – причем получше некоторых. Разве не видно – он хочет, чтобы время пролетело быстрей?

Миссис Фрой была не единственной, кто в этот самый момент хотел бы ускорить бег времени. Многие другие, желающие того же, находились в поезде, на который сейчас загружали уголь для финишного рывка, чтобы достичь Триеста по расписанию.

Миссис Тодхантер скрывала свое нетерпение под напускным безразличием. Где бы она ни появлялась, она привлекала всеобщее внимание, а также возбуждала зависть других женщин той романтической атмосферой, которую создавала вокруг себя. Казалось, у нее есть все, о чем может мечтать женщина – красота, манеры, изысканная одежда, наконец, молодой и обеспеченный муж.

В действительности именно обратно к мужу она сейчас и стремилась.

Сесил Пармитер, плотный, средних лет, был главой строительной фирмы. Миссис Лора Пармитер жила в прекрасном новом доме, располагала приличным состоянием, вышколенными слугами, уймой свободного времени, любящим и доверчивым мужем и, наконец, двумя детьми.

В своем окружении она была королевой, однако втайне мечтала о большем. Как-то во время репетиции поставленной местным обществом исторической пьесы, где классовые различия не имели такого уж большого значения, она познакомилась с некоей восходящей звездой адвокатуры – тот гостил здесь у родственников, и его заманили принять участие в постановке. Он играл короля, она – королеву, это придало их встречам особый царственный блеск.

Он потерял голову – во всяком случае, на какое-то время, – пораженный ее красотой и легкостью, с которой она цитировала четверостишия Суинберна и Браунинга (у нее был целый сборник четверостиший). Они несколько раз встречались в Лондоне, пока наконец он не увлек ее с собой в романтическое путешествие.

Но хотя миссис Лора и отдалась на волю обстоятельств, ее мозг продолжал функционировать. Для того чтобы уступить, у нее имелась вполне определенная причина. Посещая в свое время лекции по поэзии Браунинга, она познакомилась с поэмой «Статуя и бюст» о двух рискнувших всем любовниках и глубоко прониклась ее духом. Поэтому, когда момент настал, она решилась сделать ставку на адюльтер, рассчитывая на выигрыш в виде двойного развода. Когда первоначальный шум уляжется, она сможет занять достойное место в высшем обществе как прекрасная жена преуспевающего адвоката. Прошлое скоро забудется; она полагала также, что сумеет убедить бывшего мужа признать ее право на детей.

Увы, миссис Лора проиграла… Но Браунинг гордился бы тем, как решительно она пошла на риск!

У адвоката была некрасивая и немолодая жена, однако именно жене принадлежали и титул, и состояние. Когда миссис Лора обнаружила, что адвокат вовсе не воспринимает их приключение как пролог к будущему бракосочетанию, гордость не позволила ей показать, насколько она разочарована. Впрочем, безразличие далось легко, поскольку и во многом другом ее ожидания были обмануты. Романтическое приключение оказалось не столь увлекательным, как обещало поначалу. Выяснилось, что во многих существенных вопросах между аристократом и буржуа нет особой разницы, а без рубашки и с утренней щетиной они и выглядят-то почти одинаково.

Мало того, по сравнению со строителем у адвоката даже имелся существенный недостаток – он громко храпел. А хуже всего было то, что, не замечая за собой никаких грехов, адвокат ожидал от женщин соответствия чрезвычайно высокому стандарту, что требовало постоянного напряжения. Она не могла ни расслабиться, ни повести себя естественно, не рискуя вызвать критики или вывести его из себя.