при этом почти не двигаясь и не меняя своего положения в пространстве, только поворачивались медленно. Поток как бы обходил их стороной. Кусто, повинуясь указанию Тианы вышел из потока, и стал медленно пробираться между полыхающими отраженным светом хрусталиками. Герман однажды в босоногом детстве расколотил мячом люстру — результат очень похож. «Это ж какой должен быть мячик, чтобы расколотить такую люстру? — подумал парень, — Хотя, ясно, какой. Наверное, сверхновая и расколотила».

Герман Лежнев, яйцекрад

Ликс медленно пробирался через усеянный сверкающим крошевом космос — Лежнев чувствовал, что тихоходу и самому ужасно интересно, что это было до того, как разрушиться, и почему на него так повлиял взрыв? Усеянная обломками область блестела на несколько тысяч километров вокруг, и составить представление, как этот странный предмет выглядел до того, как разбиться, возможным не представлялось. Какая-то необъяснимая тоска охватывала при взгляде на это великолепие. Как будто на кладбище. Мертвые остатки былого великолепия.

Неожиданно парень почувствовал возбуждение и дикое любопытство. Даже не сразу понял, что его так заинтересовало, и только потом сообразил — это не его чувства, а Кусто. Тихоход что-то заметил, и теперь всей душой стремится разобраться с находкой поближе. Тиана не стала противиться, и вскоре они рассматривали огромное хрустальное яйцо, метров ста диаметром. «Хотя может, и не яйцо, — подумал Лежнев, — С какой радости вообще я подумал, что это — яйцо? Многогранник какой-то звездчатый!» На самом деле не никакой не звездчатый многогранник, скорее гекзакисикосаэдр. Но Герман, конечно, вспомнить такое название никак не мог.

Из сопряжения они с Тианой вышли одновременно, и тут же не сговариваясь бросились надевать скафандры. Очень уж любопытно было рассмотреть эту странную штуку своими глазами, вблизи.

— Получается, все эти осколки — части таких же шариков? — спросил Герман. Ему-то казалось, что они видят осколки одного большого предмета, пока они многогранник не нашли.

— Знаете, мне кажется, оно живое. — Кусто был крайне возбужден, — Все остальные уже умерли, а это — живое.

Лежнев резко остановился. Он как-то не привык радостно бросаться навстречу неизвестному живому.

— Может, я не знаю, не лезть тогда к нему? Ну, летит себе что-то, и пусть летит!

— Нет! — категорически ответил Кусто. — Мы должны его забрать!

— Чего?! — Герман от возмущения даже слов найти не смог сразу. — Да зачем оно нам надо?!

— Оно маленькое, и еще не родившееся, — твердо ответил тихоход. — И оно умирает. Мы точно должны его забрать, а то оно умрет!

— Ну, начинается! — Тиана тоже присоединилась к возмущению. — Кусто, а ты уверен, что тебя не пытаются снова обмануть, как те медузы? Не выглядит оно живым, тем более маленьким и не родившимся. Кристалл какой-то.

Тихоход ненадолго замолчал, видимо пытаясь выявить в мозгах влияние неизвестного агрессора, но потом решительно ответил:

— Зародыши ликсов тоже живыми не выглядят, просто каменные сферы. Я не знаю, мне кажется, оно совсем безобидное. Давайте хотя бы поближе посмотрим?

— Тиана, давай ты пока в слияние пойдешь, — предложил Герман. — На случай, если Кусто понесет. И вообще, получится ли войти в слияние-то? А я поближе посмотрю. Вон, с Охотником слетаю.

Девушке такое предложение явно не понравилось, но не признать его разумность она не могла.

— Только Герман, будь очень осторожен, ладно? Если что-то почувствуешь… что угодно, даже хорошее — говори сразу же. А лучше возвращайся!

— Да нормально все будет, — отмахнулся Лежнев. — Сам не особо стремлюсь туда лететь. Нет, ну то есть любопытно, конечно, но никаких иррациональных желаний, ничего такого. Думаю, справимся, если что.

Охотник последних новостей не знал, потому что Кусто даже не подумал с ним делиться, так что пришлось еще объяснять вредному искину, что от него требуется.

— То есть вы предполагаете, что там какое-то огромное существо, — уточнил Охотник. — Живое. И собираетесь его хорошенько рассмотреть поближе? Не, это без меня. Я еще жить хочу.

— Да я, вроде как, тебя и не спрашиваю, — вспылил Герман. — Если не ошибаюсь, у нас был договор, что ты в случае необходимости работаешь как обычный истребитель, и не брыкаешься.

Договор Охотник чтил. Правда, не преминул заметить, что обычный истребитель исследовательской работой не занимается. Однако, как аргумент, чтобы отмазаться от неприятной работы использовать это соображение не стал, видимо понимая, что основание для отказа откровенно слабое.

Сразу соваться к целому яйцу Герман посчитал неправильным. Для начала решил осмотреть одно из разбитых — вдруг что-нибудь станет понятно. Схватился было за рычаги управления истребителем, но тут же получил сердитый окрик:

— Руки куда тянешь?! Не хватало мне еще тут дилетантов! Ты на пилота учился? Экзамены сдавал?

— Между прочим у меня сертификат есть, содружества. Летные права, в смысле.

— Да плевать мне на сертификаты каких-то недоразвитых идиотов! Говорю, не суй руки, куда не просят! — возмутился Охотник. — Еще не хватало, чтобы ты мне и этого инвалида расколотил!

«Зараза, какая-то железяка будет еще мной помыкать!» — искренне разозлился Герман, но добиваться немедленного подчинения от истребителя не стал — хотелось побыстрее рассмотреть находку. Впрочем, Охотник и не стал больше противиться — убедившись, что пассажир не тянет руки к штурвалу успокоился, и дальше летел туда, куда ему было сказано и делал то, что требуется. Сначала они подобрались поближе к небольшому, метров тридцати, обломку. С расстояния в пятьдесят метров ничего опасного в нем не просматривалось, но Лежнев решил посмотреть поближе.

— Давай, открывай люк, — велел он строптивой машине.

— Если что, прикрываю, — буркнул Охотник. — Тебе в скафандре на плазму все равно плевать, так что не пугайся зря. Правда, этой хреновине плазма, скорее всего, тоже не повредит, так что сильно не обольщайся.

— Разберемся, — ответил Герман, и направился к хрустальному обломку. Повисел немного рядом, пытаясь почувствовать что-то необычное, но тщетно. Эта штука не казалась частью живого, и частью скорлупы — тоже. Большой сверкающий в свете звезд обломок хрусталя… впрочем, это только Герман так называл. Когда он все-таки решился прикоснуться в поверхности, анализатор объявил, что это никакой не хрусталь. И не алмаз даже. Неизвестное вещество с неизвестными свойствами.

— Анализатор говорит, это фиг знает, что, — озвучил Герман. — Вообще ничего непонятно.

— Да уж, — раздался в наушниках голос Тианы. — Я такое впервые вижу. Никогда бы не подумала, что анализатор не может сказать вообще ничего. Уж хотя бы список элементов из которых состоит материя он должен был показать?

— Угу. Если он знает эти элементы. И если это материя. Ладно, обломки вроде бы безопасны. Пойдем смотреть на целое.

Собственно, целое яйцо тоже не вызывало ровным счетом никаких эмоций. Обычный… Хотя трудно