Хоффман пользовался автоматом не так часто, как ему хотелось. Он ощущал на себе взгляды солдат, вероятно считавших его унылым старым болваном, который пытается доказать, что способен угнаться за молодыми парнями.

Скорее всего, лишь Матаки понимала, в чем дело. Та же целеустремленность помогла ей пересечь половину Сэры. Когда знаешь, что впереди осталось меньше, чем прожито, — и не из-за вероятности быть убитым в сражении, а ввиду естественного старения, определенного судьбой, — на многие вещи смотришь совсем иначе.

— Сэр, вы в этом уверены? — переспросил пилот Соротки. По всей видимости, он не хотел, чтобы полковник погиб в его дежурство. — Точно?

— В чем дело? Ты думаешь, что человечество так далеко зашло в своей эволюции, что разучилось спрыгивать с "Воронов"?

Соротки до предела вжался в кресло. Бойцы плотно набились в кабину вертолета, слишком тесную для семи человек, даже если одним из них была женщина. Хоффман мог видеть только верхушку шлема Соротки.

— Это биологически невозможно, сэр, — сказал пилот и заставил вертолет спуститься ниже линии крыш.

Теперь они летели вдоль главной дороги с юга на побережье, над развалинами многочисленных офисов, и порой, чтобы пройти между зданиями, опускались до пяти метров. Обнаружить Саранчу с воздуха не всегда было легко; центр контроля, опираясь на информацию «Джека», определял район и передавал координаты, но иногда этого было недостаточно. Маленький бот не приближался к врагу, в противном случае он рисковал попасть под ожесточенный обстрел, как любое существо из плоти и крови, а заменить такую машину было нечем. Хоффман помнил времена, когда эти летающие корзинки имелись в каждом бронетранспортере. Но производство машин в Коалиции за последние годы сильно упало.

— Как вы думаете, полковник, может, мы наблюдаем за решающим моментом в истории? — спросил Барбер. — Бродяги именно так и считают. Они, как крысы, чувствуют изменения задолго до нас. Да и мы уже не видим червей в таких количествах, как прежде.

Хоффман был бы рад сказать что-нибудь обнадеживающее, хотя бы просто для разнообразия. Но, увы, пока не мог.

— В последние дни меня то и дело об этом спрашивают. А я отвечаю одно: не знаю. Я думал, что Маятниковые войны закончатся, после того как мы овладеем технологией "Молота Зари", но потребовались еще два года и бог знает сколько жертв.

— Тридцать тысяч, — негромко произнес Калисо. Он поставил автомат прикладом на пол и обеими руками держался за дуло, словно в траурном почетном карауле. — Тридцать тысяч пятьсот десять.

Никто не спросил, почему он так быстро привел эти цифры, но Хоффман подумал, что и ему не мешало бы их запомнить. Он обвел взглядом кабину и снова попытался угадать, что творится в голове Феникса. Его смущала не молчаливость этого человека. Причина была в его глазах. В них была тревога, настороженность хищника, но не злость. Этот взгляд сбивал Хоффмана с толку.

Он все еще ожидал удара ножом под ребра.

"Если бы я провел четыре года в этом тюремном аду, если бы меня какой-то ублюдок оставил запертым на съедение червям, я бы очень хотел вонзить в него что-нибудь острое. Наверняка хотел бы".

Военный трибунал в Доме Правителей потратил несколько дней на слушание причин и обстоятельств, заставивших Феникса покинуть свой пост ради спасения отца. Хоффман присутствовал на всех заседаниях. Феникс, безусловный герой войны, заслуживший самые высокие награды, игнорировал приказ, что привело к гибели нескольких человек. У Хоффмана до сих пор не имелось этому объяснений. Приведенные причины не давали ответа на вопрос, почему он так поступил.

Феникс, не проявляя никаких чувств, просто отвернулся. Казалось, его заинтересовали внушительные, явно противоречащие уставу украшения в верхней губе Калисо. Коул тоже без утайки, с самым задумчивым видом изучал пирсинг.

— Скажи-ка, а эти железки не мешают тебе общаться с женщинами? — наконец не вытерпел Коул. — Ведь не каждая согласится, чтобы ей закрыли рот металлическими скрепками.

Все рассмеялись, и Хоффману на мгновение захотелось стать частью этого товарищества. Оно формировалось не в один миг и держало солдат вместе куда надежнее любых приказов.

— Эй, Тай! — Берни вытянула руку с раскрытой ладонью. — Поделись со мной этими штучками. Я хочу зашпилить Бэрду глотку, чтобы мы получили хоть какую-то передышку…

— Берни, а почему у тебя нет татуировок? — спросил Коул.

— Другой остров… — Она сосредоточенно уставилась на бицепс Дома, на котором было вытатуировано имя жены. Хоффману никогда не приходило в голову подобным образом увековечить имя Маргарет, а теперь он тем более не станет этого делать… — Другая культура, — закончила Берни.

— Ты все равно не сумел бы разобраться в них из-за морщин, — насмешливо фыркнул Бэрд.

— А ты не сумеешь сесть, как только мой ботинок приложится к твоей заднице, Блондинчик!

— Прямо по курсу вижу противника, дистанция пятьсот метров, — громко произнес Соротки. — Группа червей, возможно больше десятка. Направляются в нашу сторону.

Саранча явно предвидела их появление.

— Сбрасывай нас вниз, а сам держись в сторонке, — приказал Хоффман.

"Ворон" не мог приземлиться из-за гор мусора на дороге, но Соротки удерживал вертолет в метре от земли, давая возможность десантникам быстро спуститься па землю.

— Вы сошли с ума, если решаетесь на такое, — пробормотал Феникс, со стуком приземлившись рядом с Хоффманом.

Полковник ударил себя в грудь костяшками пальцев:

— Я тоже закрыт броней, сержант.

— Не хотелось бы мне вместо вас заниматься бумажной работой, если вы не уцелеете.

Возможно, Феникс сказал то, что думал. Его слова не обязательно означали проявление заботы.

Они выстроились в линию и пошли по улице, огибая упавшие колонны и груды битого стекла, за долгие годы густо припорошенного пылью. Где-то впереди и слева должно было находиться воинское кладбище. Хоффман не хотел даже знать, в каком оно теперь состоянии. Ненависть к Саранче достигла предела, ее уже нельзя было подогреть никакими зрелищами.

Полковник с трудом мог узнать этот район — разве что по нескольким кованым железным балкончикам, когда-то украшавшим дома и увитым пышными растениями… Теперь они висели на редких прутьях, грозя обвалиться в любую секунду. Только один до сих пор упорно цеплялся за уцелевшую каменную стену.

Хоффман приложил руку к уху, чтобы не пропустить возможный сигнал. Впереди слышался стук камней, как будто их раскидывали ногами. В этих местах черви не могли передвигаться под землей. В наушнике еще слышался отдаленный гул транспорта.

"А почему же я это делаю?"

Потому что в новом мире не было места спокойной старости. Что бы ни говорил Прескотт, ситуация определялась четко и ясно. Или ты приносишь пользу, или ты умер.