Бойцы «Дельты» рассредоточились по нишам в поисках надежного укрытия. Хоффман опустился на колено рядом с Берни. Она беспокойно трогала пальцем рычаг активации бензопилы, словно не верила, что механизм сработает. Феникс присел с другой стороны от нее; он явно не хотел, чтобы Хоффман вмешивался в работу его команды.

— Тебе еще не приходилось встречаться с червями в ближнем бою? — спросил ее шепотом Феникс.

— Все, что ближе шестисот метров, для меня уже достаточно близко.

— Можешь мне поверить, рукопашная схватка приносит больше удовольствия.

На мгновение Хоффман подумал, что Феникс таким образом подбадривает Берни, но тут же увидел, как напряжены челюсти солдата. Нет, это не просто выполнение воинского долга. Это личная месть.

И вот появились три первых червя.

— Эти мои, — шепнул Феникс.

Но их было гораздо больше, чем три. Больше, чем десять. Их была чертова прорва, почти вплотную к расположению отряда. Хоффман насчитал по меньшей мере два десятка. Он установил дуло автомата поверх каменного обломка и прицелился.

Он прекрасно себя чувствовал. Да, было страшно, и сердце колотилось в груди, но впервые за несколько лет он ощущал себя удивительно живым.

— Покажем им, где раки зимуют! — крикнул Хоффман и открыл огонь.

Первая пятерка червей повалилась на землю, словно глыбы камня, но все остальные внезапно оказались на его пути. Устрашающе-уродливые серые маски, застывшие в ярких вспышках выстрелов, возникали перед глазами — молчаливые в оглушительном грохоте боя. Хоффман опустошил одну обойму и отскочил назад, чтобы перезарядить автомат, пока Бэрд поливал врагов непрерывным огнем из глубины дверного проема. Вернувшись на свое место, он не увидел Феникса и Коула, зато Калисо, не переставая стрелять, запрыгнул на груду битых кирпичей и отработанным движением обрушил на трутня бензопилу. Оба рухнули, но Калисо оказался сверху; зубья бензопилы наискось пересекали грудную клетку трутня, и мотор натужно завывал. Нет, этот шум исходил от его оружия, это его бензопила со скрежетом рассекала голову червя.

Берни, перебегая от одного укрытия к другому, устремилась вперед по дороге. Она вела беспрерывный огонь. Так не могло продолжаться долго. Хоффман в глубине души понимал, что обойма кончается быстрее, чем ему кажется, — ее хватает лишь на несколько секунд. Но сражение уже превратилось в галерею отдельных бессвязных картин, заполненных вспышками, грохотом и вонью. Полковник снова бросился в гущу схватки: он слышал, как пули вокруг гвоздями впиваются в стены, сознавал, что любая может ударить в него, но абсолютно ничего не чувствовал. У него на пути рухнул с простреленным черепом еще один червь, и Хоффман задержался, чтобы добить его штыком.

Сознание полковника не принимало участия в действиях. Им овладела знакомая, пугающая и восхитительная, первобытная сила гормонов. Тело приказало предоставить все ему.

Он так и сделал.

Неожиданно перед ним возник еще один червь, но за спиной врага уже оказался Феникс. Он обхватил трутня за шею и развернул, воспользовавшись его телом как щитом. Шквал огня заставил Феникса отступить на несколько шагов, но он, не переставая стрелять из-за умирающего червя, уничтожил его напарника. Коул, с головы до ног залитый кровью — не своей кровью, — схватил Феникса за руку и помог удержаться на ногах, когда убитый трутень упал на землю.

— Пару червей мы все же упустили! — закричал Коул. — Ненавижу, когда работа сделана наполовину. Придется составлять больше документов…

Хоффман резко остановился. Дорога и дома закружились вокруг него. Бэрд и Дом, перепрыгивая через груды камней, переворачивали тела трутней и время от времени стреляли, чтобы убедиться, что противники мертвы.

Голос Бэрда звучал особенно раздраженно.

— Умри, мерзавец! — приговаривал он. — У меня заканчивается дежурство. Умирай и не задерживай нас.

"Дело сделано".

Только сейчас Хоффман опустил взгляд и заметил, что штанина и ботинок намокли и разорваны в клочья. Это взбесило его. Не из-за боли — ее он почувствует позже, уже на базе, — а из-за того, что даже полковнику надо приложить немало усилий, чтобы получить повое обмундирование.

Он включил радиостанцию, чтобы вызвать вертолет, по пришлось немного помедлить, восстановить дыхание. Проклятие, надо бы уделить внимание физической подготовке!..

Внезапно он понял, что нигде не видит Берни.

А где Матаки? — крикнул Хоффман. На этой пустынной дороге было множество мест, где можно потерять неудачливого бойца. — Где, черт побери, Матаки?

Берни все еще видела перед собой червя. Твари, если им было необходимо, могли передвигаться достаточно быстро, а этот казался настоящим чемпионом по бегу среди мусора. Она остановилась, чтобы снова открыть огонь, но затвор «Лансера» не двигался, и пустые гильзы не выскакивали из обоймы. Еще даже не открыв поясную сумку, Берни поняла, что израсходовала все боеприпасы.

И трутень тоже.

Он остановился, оглянулся, а потом развернулся п пошел ей навстречу.

— Давай сразимся один на один, гад! — закричала она. — Посмотрим, на что ты годишься!

Берни еще не пользовалась бензопилой в бою. Трутень шел прямо на нее, и в душе у нее взметнулась полна животной злобы и страха.

"Кто кого одолеет, урод? Мое время еще не пришло".

Она нажала кнопку активации, и пила, пробудившись к жизни, негромко зажужжала. Трутень не остановился. Берни шагнула вперед, сжимая одной рукой приклад автомата, а второй придерживая дуло, чтобы попасть зубьями в грудь врага. Червь нанес мощный удар рукой по лицу. Берни на мгновение оцепенела, но инстинкт заставил ее броситься на противника. Она не обладала таким весом, как мужчина-солдат, или ростом, но мгновенная и безумная ярость с лихвой восполнила эти недостатки. Ее пила ударила в самую уязвимую точку — сбоку в шею. Берни, нажав изо всех сил, загнала лезвие через ключицу в грудь врага. Вращающиеся зубья взметнули фонтан костяных осколков.

Проклятый червь еще целую вечность размахивал руками. Из-под пилы вылетали темные металлические обломки. Затем их цвет изменился. Руки трутня бессильно повисли. И наконец в лицо Берни ударила струя горячей и странно едкой крови: кожу как будто обожгло множеством иголок. Пила дернулась, заскрежетала, словно наткнулась на броню, и отбросила ее назад. Берни не остановилась. Не могла. И не хотела. Она хотела уничтожения, разрушения, хотела заглушить собственный звериный рев. Берни не видела ничего, кроме разверстой пасти трутня. И вот он наконец опустился на колени и упал на землю.

— Берни! — донесся чей-то крик. Коул, это Коул. — Берни, червяк на шесть часов!

Она обернулась, одновременно пытаясь выдернуть пилу, но успела лишь выхватить левой рукой пистолет и понять, что он тоже пуст. И вдруг, словно из стены, выскочил Коул и моментально открыл огонь. Из груди червя брызнула кровь, и он упал, еще продолжая стрелять. Все было кончено.