стали поджидать. Брат отошел от меня метров на десять-пятнадцать, а я остался на месте.

Зверь уже был на середине озера, как вдруг с того берега раздался выстрел. Затем — еще и еще.

«Кто же это палит в плывущего? Надо бы узнать…» А зверь, надрывисто пофыркивая, спешил к берегу. Теперь была видна его голова с двумя маленькими рогами и большими ушами.

Я посмотрел в сторону брата.

«Это же не волк, а молодой лось!»

Наши взгляды встретились, мы разом опустили ружья и стали наблюдать, что же будет дальше.

Выбравшись на сушу, зверь встал во весь рост и, задрожав всем телом, отряхнулся. Он тяжело дышал и, надо думать, был рад тому, что, преодолев широкое озеро, спасся от браконьера. Только не мог он знать, что, уйдя из-под одного ружья, тотчас очутился сразу перед четырьмя стволами.

Оглянувшись на черное, пенящееся озеро, зверь не спеша, уверенно двинулся в чащу. Он напоминал жеребенка-стригунка, но был стройнее и чуть повыше. Красавец, ломая кусты, брел прямо на брата. Я затаил дыхание: «Хоть бы он не выстрелил!..»

Лось прошел всего в метре от брата. Войдя в чащу, еще раз отряхнулся и затрусил рысцой.

— Что же ты не ухватился за его большие уши и не оседлал лося? Вот была бы потеха, — заметил я.

Брат не обратил внимания на мои слова и сказал:

— Да, понятно! Какой-то подлец хотел убить зверя прямо в воде. А ведь в случае удачного выстрела лось все равно бы утонул! И как только рука у него поднялась на такого красавца?

У перешейка озера, напротив мостков, мы присели отдохнуть. Закурили, обдумывая случившееся. В это время мы заметили бредущего через речку человека с ружьем. Был он моложе нас, обут в высокие охотничьи сапоги. «Вот он, преследователь лося», — догадались мы.

— Привет охотнику!

Незнакомец вздрогнул от неожиданности.

— Та-ак, что ли… — промямлил он и попросил папиросу.

— Кто вы, откуда? — поинтересовались мы.

— А вам не все ли равно? — ответил он нехотя, и мы почувствовали, что расспрашивать его бесполезно.

— Что, упустил лося? — подошел к нему брат.

— А я не видел никакого лося.

— Как же не видел, ты же в него трижды стрелял?

Незнакомец не знал, что делать, и только покраснел до ушей. Потом безразличным тоном промолвил:

— Кто бы ни стрелял, а лось-то ничей. Кому повезет, тот и свалит…

— Это не везение, а разбой, грабеж средь белого дня! — не сдержавшись, оборвал его брат.

Незнакомец замолчал, отвел лицо в сторону…

Когда в деревне уже зажглись огни, мы возвратились домой. Выслушав рассказ о случае на озере, наша старая мать коротко заключила:

— Ваш незнакомец — бездушный человек. Такой и людям добра не сделает.

ВСТРЕЧА

Перевод М. Мухачева

«Уже который год мы бродим с тобой по лесным чащам, а еще не повстречались с косолапым. Хотя бы одним глазом издалека взглянуть на него. Тот, кто не встретился и не померялся с ним силой, разве он охотник? Так себе…» — нередко, мечтая испытать свою выдержку, размышлял мой приятель Гаврюша. По профессии он был учителем и любил проводить досуг на лоне природы.

Правда, мы не раз видели медвежьи следы, а сам зверь никогда не попадался. Но однажды желание Гаврюши исполнилось: нам посчастливилось встретиться с медведем. Этот случай хорошо запомнился нам обоим.

В ту осень мы больше всего полевали в нетронутом лесном массиве между Чернушкой и Студенкой, где стояли вековые сосны, седые осины и разлапистые ели, покрытые мхом, а по берегам высились кряжистые, необхватные дубы.

Сюда еще не ступала нога лесоруба, и лес красовался в своей первозданности. Мы всегда возвращались отсюда не с пустыми руками: подстреливали то глухаря, то тетерку, то рябчика…

Как-то мы ходили с Гаврюшей, выслеживая дичь. Собака его — Полкан — крутилась возле меня, а моя Тоська от него не отходила. Полкан — костромич, рыжей масти. Он не мастак на птицу, зато по лисе и зайцу работает самозабвенно! II если возьмет след — гонит зверя вязко.

Тоська — беспородная собачка. Уши у нее не свисают лопухом, как у гончей, и не стоят торчком, словно у лайки. Но Тоська моя — универсал: и птицу, и зверя берет искусно. Азартным лаем подняв с земли и посадив на дерево глухаря или тетерку, она как бы под гипнозом держит птицу до подхода охотника.

Гаврюша нес перекинутого через плечо матерого глухаря, поднятого Тоськой еще поутру. Я тоже взял двух рябчиков. У- Чернушки мы остановились. Попили чайку и, чтобы освежились ноги, скинули сапоги.

Ясным днем поздней осени в лесу тихо и прозрачно. Дышится легко и свободно. Листья облетели, и лишь на вершинах дубов редкие пожухлые листочки порою с кем-то шепчутся на ветру.

Осенний день пролетает быстро. Метко об этом говорит пословица, что летний день и веревкой не замеришь, а осенний можно даже обхватить. Только было утро, глядишь, уже и на вечер повернуло. Не заметишь, как сумерки опустятся.

Солнце клонилось к вершинам деревьев. Мы тронулись к большаку. До него надо протопать без малого семь-восемь километров, да и от леса до дому — не меньше.

Хотя мы шагали порознь, но чувствовали локоть друг друга. Пересекали дубраву равномерно. Полкан и Тоська после отдыха повеселели: сразу же скрылись с глаз. Хотя наши собаки вместе не бродят, но мы знали, что в лесу нас не оставят. Ведь и они до выхода на большак хотят постараться вдоволь.

Слышу: где-то впереди, как будто бы стараясь кого-то схватить, залаяла Тоська.

«На кого же это она?.. — подумал я. — Гаврюша должен быть там. Наверное, все увидит!..»

Тотчас же, словно барабанный бой, послышался трубный лай Полкана. Видимо, он помогает своей напарнице, и теперь они вдвоем принялись за одного. Значит, крупного зверя обложили.

Приминая опавшие листья, я (мигом выскочил с низины на просеку. Услышав призывный крик Гаврюши, отозвался:

— Иду, иду!

— Чего же ты вошкаешься? Давай скорее, — задыхаясь, торопил Гаврюша.

— Что случилось?

— Знаешь, можно было свалить его! — взмахнул он руками.

— Так почему же ты не стрелял? — не догадываясь, в чем дело, спросил я.

Глаза у Гаврюши округлились, как фужеры, а из ствола ружья торчала кривая сучковатая палка.

— Медведь… Медведя видел! Его