Она рукой прикрыла глаза от солнца.

Парень, идущий по дорожке, был, похоже, ровесником Ивера-младшего, и сначала она подумала, что это его друг. Агнете расправила передник. Но когда парень подошел ближе, она поняла, что он наверняка на несколько лет старше ее сына, а уж в такой наряд, что был на нем, – немодный полосатый коричневый костюм и пара кроссовок – ни Ивер-младший, ни его друзья ни за что бы не облачились. На его плече висела красная спортивная сумка, и Агнете Иверсен подумала, не принадлежит ли он к «свидетелям Иеговы», но потом вспомнила, что они всегда ходят по двое. На коммивояжера он тоже не был похож. Молодой человек подошел к подножию лестницы.

– Чем я могу тебе помочь? – любезно спросила Агнете, секунду поколебавшись между «вы» и «ты».

– Я попал к Иверсенам?

– Да, верно. Но если ты хотел поговорить с Ивером или моим мужем, то они только что уехали. – Она указала в сторону дороги.

Парень кивнул, полез левой рукой в сумку и что-то из нее достал. Он направил предмет на Агнете, сделав полшага влево. Агнете никогда ничего подобного не видела в реальной жизни. Но у нее было отличное зрение, всегда отличное, это передавалось по наследству. Поэтому она ни на секунду не усомнилась в том, что увидела. Она стала хватать воздух ртом и машинально сделала шаг назад, к открытой двери у нее за спиной.

В руках у парня был пистолет.

Она продолжала пятиться, глядя на человека с пистолетом, но не могла поймать его взгляд.

Раздался хлопок, и ей показалось, будто ее кто-то ударил, сильно толкнул в грудь. Агнете продолжила движение назад, ввалилась в открытую дверь, оцепенев и потеряв контроль над членами, но все еще держась на ногах, прошла по коридору, вскинула вверх руки в попытке удержать равновесие и почувствовала, как задела рукой одну из картин на стене. Она упала, только войдя в кухню и едва ли заметив, что ударилась головой о столешницу и свалила на пол стоявшую на ней вазу. Агнете лежала на полу, повернув шею и прижавшись головой к нижнему ящику стола, так что взгляд ее был направлен вниз. И тут она увидела цветы. Ромашки в осколках стекла. И нечто похожее на красную розу, распускавшуюся на ее переднике. Она посмотрела на входную дверь и увидела очертания головы на улице. Парень стоял лицом к кустам веерного клена, которые росли слева от тропинки. Затем он нагнулся и исчез. И она молила Бога, чтобы так оно и было, чтобы он исчез.

Агнете попыталась подняться, но не могла шевельнуться, как будто тело отключили от мозга. Она закрыла глаза и прислушалась к себе. Боль ощущалась, но это была другая боль, какой она никогда прежде не испытывала. Эта боль чувствовалась во всем теле, как будто его пытались разорвать надвое, но вместе с тем она была тупой, почти далекой.

Новости кончились, и теперь снова передавали классическую музыку. Шуберт. «Вечерняя серенада».

Она услышала звук мягких шагов.

Подошвы кроссовок ступают по каменному полу.

Агнете открыла глаза.

Парень шел к ней, но взгляд его был направлен на то, что он держал между пальцами. Стреляная гильза. Она видела такие, когда семья выезжала осенью в свой летний дом на равнине Хардангервидда на охоту. Парень убрал гильзу в красную сумку, вынул из нее пару желтых резиновых перчаток и тряпку, присел на корточки и вытер что-то с пола. Кровь. Ее кровь. Потом он обтер свои подошвы. Агнете сообразила, что он убрал кровавые следы и кровь с обуви. Так поступил бы хладнокровный убийца. Тот, кто не хочет оставлять после себя следов. И свидетелей. Ей следовало бы испытывать страх. Но она не боялась, она ничего не чувствовала; все, что она могла, – наблюдать, запоминать, размышлять.

Он перешагнул через нее и направился по коридору к ванной и спальням. Распахнул дверь и вошел, оставив ее открытой. Агнете удалось повернуть голову. Парень раскрыл сумочку, которую она собрала и положила на кровать, чтобы потом переодеться, поехать в город и купить себе юбку в магазине Фернера Якобсена. Он открыл кошелек, достал деньги и отбросил в сторону все остальное. Подошел к комоду и выдвинул верхний ящик. Потом второй сверху, где должен был найти шкатулку с драгоценностями. Чудесные бесценные жемчужные серьги, унаследованные ею от бабушки. Ну конечно, они не были бесценными, Иверу оценили их в двести восемьдесят тысяч крон.

Она услышала, как драгоценности упали в спортивную сумку.

Парень исчез в общей ванной и вышел, держа в руках три зубные щетки – ее, Ивера и Ивера-младшего. Он был либо очень беден, либо очень болен, либо и то и другое.

Он приблизился к Агнете, наклонился и положил руку ей на плечо:

– Больно?

Она смогла покачать головой. Такой радости она ему не доставит.

Он передвинул руку, и она почувствовала, как вокруг ее шеи сомкнулась резиновая перчатка. Большой и указательный пальцы лежали на артериях. Он хочет ее задушить? Но парень не стал сжимать пальцы.

– Твое сердце скоро перестанет биться, – сказал он.

Потом поднялся и пошел к входной двери, протер ручку тряпкой и закрыл за собой дверь. Вскоре она услышала, как хлопнули ворота. А после этого Агнете Иверсен почувствовала его. Холод. Он появился сначала в руках и ногах, потом в голове, дойдя до самой макушки, и с обеих сторон подступил к сердцу. За ним следовал мрак.

Сара посмотрела на мужчину, который вошел в вагон на станции метро в Хольменколлене. Он сидел во втором вагоне, откуда она сама переместилась, когда туда на станции в Воксенлиа сели три юнца в бейсболках набекрень. В период летних отпусков сразу после утреннего часа пик в метро было мало народа, и поначалу она находилась в вагоне одна. Сейчас юнцы пытались выжить и мужчину. Она слышала, как самый низкорослый из них, очевидно вожак, называл мужчину козлом, смеялся над его кроссовками, говорил, чтобы тот убирался из их вагона, плевал на пол у его ног. Чертовы гангста-подражатели. А теперь один из них, светловолосый красивый мальчик, наверняка заброшенный директорский сынок, достал пружинный нож. Господи, неужели они… Он махнул рукой в сторону мужчины, и Сара чуть не закричала. В соседнем вагоне раздался смех. Подросток воткнул нож в сиденье между ногами мужчины. Снова заговорил вожак, он дал мужчине пять секунд на то, чтобы тот убрался из вагона. Мужчина встал. На какой-то миг Саре показалось, что он собирается что-нибудь предпринять. Да, на самом деле показалось. Он лишь плотнее прижал к телу красную сумку и перешел в ее вагон.

– Фак ю, трус! – прокричали они ему вслед на своем норвежском, подвергнувшемся сильному влиянию MTV, и снова рассмеялись.

В поезде находились только она, он и трое юнцов. В гармошке между вагонами он на пару секунд остановился, ловя равновесие, и тут взгляды их встретились. И хотя в его глазах не было видно страха, Сара знала, что он боится, испытывает страх цивилизованного вырождающегося существа, всегда готового сдать свою территорию, незаметно убраться, оставив ее каждому, кто скалит зубы и демонстрирует готовность применить физическое насилие. Сара презирала его. Презирала его слабость. Ту чертову доброту, которой он из лучших побуждений окружал себя. Ей даже, можно сказать, хотелось, чтобы они побили его. Немного поучили его ненависти. И она надеялась, что он увидит презрение в ее взгляде и тогда сожмется в комок и забьется в угол.