Стукач запомнил номер машины и поспешил в спецчасть, сообщил об увиденном. Маленький человек ликовал, когда вернувшуюся из города машину не пропустили сразу во двор зоны, а обыскали с собакой даже шофера. Потом его повели в спецчасть.

Дамир так и не узнал, нашли у водителя что-нибудь из запрещенного или нет, но вскоре его уволили с работы. Влас ходил мрачнее тучи. Он даже не подозревал, что именно Дамир выследил его. Лишь по разговорам мужиков догадался.

— А наши бондари высветились. Сбросились на чифир. Водилу уломали, но какая-то падла операм заложила.

— Может, сами решили проверить?

— Да кто знает? Только чай из-под сиденья и из «бардачка» весь выскребли. Водилу с работы под жопу выкинули за связь с зэками.

— Но кто-то ж сфаловал его?

— Он не заложил, не высветил того!

— Откуда знаешь?

— Слыхал треп оперов.

Дамир боялся и ликовал.

В другой раз увидел, как Влас отдал письмо зэку, выходившему на волю. Тут же оперов предупредил. Те чуть не на изнанку мужика вывернули. Трясли так, что мало не показалось, и отыскали письмишко. На полгода отсрочили освобождение. Тот, уходя, не только писем не брал, оглянуться боялся.

Кто выдал? Влас подозревал Дамира, но того на тот момент не видел вблизи. Разделаться со стукачом только по подозрению ему никто не позволил бы, и вор стал осторожнее.

Однажды Влас попросил у повара пачку чаю. За деньги, конечно. Тот отказал, послал мужика подальше. Влас пригрозил, что спалит ночью пристройку вместе с обслугой. И снова Дамир его высветил. Ворюга лишь брехнул. Он и не собирался никого поджигать, но попробовал бы он в тот вечер выйти из своего барака: вся охрана была наготове.

Дамир пас Власа целый год, и лишь когда в зону прибыл Смирнов, поутих. Тот и не заметил стукача, а вот Власа увидел сразу.

Дамир мигом узнал следователя милиции и вообще не удивился его появлению в зоне. «А чем я был хуже? Но вот загремел, и этот… Такой, как я, подставить мог иль выследить. Кто-то чуть умней, но как красиво сработал! Знать бы мне! Магарыч поставил бы, выйдя на волю».

Смирнов, увидев Власа, оглядел его с головы до ног и, не обронив ни слова, пошел в свой барак следом за охранником. Ворюга от удивления разучился материться. Он смотрел на Михаила Смирнова не веря своим глазам. За что попал в зону следователь, на сколько лет и по какой статье, не удалось узнать ни Дамиру, ни Власу.

Оперативники спецотдела, услышав этот вопрос от Дамира, рассмеялись:

— А тебе это зачем? Ты о себе помни, о нем не переживай!

— Я помогал ему в работе, а раз он тут, значит, негодяй?

— Ну зачем так много рассказываешь о себе? То, что ты — негодяй, мы убедились сразу, как только появился в зоне! — смеялись над мужиком откровенно.

Дамир обиделся за насмешки и решил больше никогда не появляться в спецчасти и не помогать операм. Он целых три месяца не выходил за пределы столовой и пристройки. Злился на всех, ненавидел многих. Его бесило, что следователь, проходя мимо и видя Дамира, делал вид, будто не знает, никогда не здоровался и не заговаривал с ним. «Гнушаешься, гад? Гребуешь мной? Ты и здесь хочешь выставиться, вроде ты — интеллигент, а все прочие — говно? Не гоношись: нынче мы вровень, одинаково зовемся зэками. И хоть кем был на воле, теперь баланду жрешь такую же, как Влас! Я хоть и гнида, а хаваю не в пример вам обоим! И плевал на таких хмырей!» — ухмылялся Дамир.

Он слушал разговоры обслуги в полудреме. В пристройке жили почти сорок зэков: повара и помощники, хлеборезы и сантехники, банщики и плотники, парикмахер и прочие, — все они вечером собирались к столу попить чаю, поговорить, поделиться новостями. Иногда к ним подсаживался Дамир и молча слушал.

— Так вот вчера мужики указали его мне. Посоветовали обратиться, мол, он не шарамыга, а настоящим следователем на воле был. Он поможет такую жалобу изобразить, что не пройдет мимо надзора! Обязательно ее рассмотрят и изымут дело на новое рассмотрение.

— И кто ж такой этот следователь? — спросил повара хлеборез.

— Я его в личность видел, познакомиться не довелось.

— Он из прокураторов или из лягавых? — поинтересовался банщик.

— Говорят, что из ментов.

— Нашел к кому обратиться! Мусоряга поможет? Да ты что? Мозги в котел уронил или башку на шконке оставил? Да разве лягаш нам поможет? Эх, дурак! Как бы хуже не сделал. Не верь ментам.

— Он на воле лягавым был, а тут — зэк, как все. Мужики говорят, что он вечерами жалобы для них строчит. Ох и классные! И никого не ссыт, сам в спецотделе эти жалобы показывает. Их отправляют, куда он просит.

— А понт с того есть?

— Хочь кому срок скостили?

— Сколько за свои кляузы берет? — посыпались вопросы со всех сторон.

— Мало времени прошло. Все ждут. И главное, верят ему, а значит, им уже легче. Надежда объявилась. Мне вообще нечего терять. Вон одному пришло сообщение, что его дело пошло на новое рассмотрение. Он поначалу испугался: мол, что как срок прибавят? Следователь ему в ответ: «Новое рассмотрение никогда не сработает во вред осужденному, не усугубит его положение. Это по закону. Могут оставить решение суда в силе, но в самой надзорной инстанции. Коль новое следствие, значит, в надзоре увидели явное нарушение закона, которое сработает в пользу осужденного». Я его слова наизусть запомнил. Толковый он мужик!

— Если был бы таким, здесь не оказался б! — не верил Богдан.

— Тебе к нему и соваться не стоит. Ну конечно, падчерицу оттянул и урыл. Как тебя защищать, твою мать? Я б таких под вышку без жалости отправлял. И этот откажется помогать: совесть и у лягавых имеется, хоть она и собачья. А со мной — без проблем. Все дело как на ладони. Только умный человек за него взяться должен.

— Перевелись умники, чтоб дураков вытаскивать из говна. Тебя вытащи, ты тут же в другую кучу вляпаешься по самые уши.

— А сколько он за жалобу берет? — поинтересовался Богдан.

— Мужики не раскололись. Ответили, мол, пока результата нет, говорить не о чем.

— Что, если его завтра к нам позвать после работы? Ведь там в бараке не поговоришь, в цехе и слушать не станет. А вот у нас, может, и сфалуется?

— А чего теряем? Давай позовем. Может, и нам обломится послабление? — улыбались мужики.

И только Дамир сидел как на еже. Ему эта встреча со Смирновым была не по нутру. Он решился подать голос:

— Может, кому-то он и помогает, но своим. Нас из обслуги они презирают. Вряд ли согласится. Да и не верю в следчего, который сам себе не может помочь. Куда уж другим? Это как говорят врачу: «Исцели самого себя». Впустую ждать станете, а потом болезни одолеют от переживаний. Убеди вас, что за дело взялся не тот. Себя пожалейте!

— А чё ты нас жалеешь загодя? Мы такое пережили и живы! Знаем, гарантий нам не даст никто. Следователь — не Господь Бог, но может, не случайно оказался он в нашей зоне? Не поможет его жалоба — никто не помрет. Живы будем всем назло!