не разваливался на части. – Наберите моего секретаря и запишитесь на сессию». Было и сообщение от матери, которая интересовалась, как прошла встреча. «У Тедди Джексона все в порядке?» Саманта вернется в Бенфорд или останется в городе? Каролина не упомянула ни пост на «Реддите», ни шумиху в «Твиттере», ни толпу незнакомцев, которые объявили сезон охоты на Сэм. Впрочем, из всех ее знакомых только у Каролины не было аккаунта в «Фейсбуке».

– Эта ваша склонность всем делиться просто отвратительна, – замечала мать, морща нос.

Мало кто из друзей Сэм связался с ней. Подозрительно затихла «Духовная мафия» – группа в Ватсапе, куда входили ее шесть ближайших нью-йоркских подруг: Эшли, Девон, Сойер, Отэм, Харпер – рэйки-мастер, лайф-коуч, преподаватель йоги, целительница-шаманка и массажистка, соответственно, – и, конечно же, Татум. Только Сойер и Девон маякнули, направив отдельные сообщения, начинавшиеся словами «Надеюсь, с тобой все в порядке» и столь напоминавшие друг друга, что Сэм сразу представила, как девушки вместе написали их в ожидании обеденной порции кейла. Одним пунктом меньше в их длинных списках дел.

Татум была единственной, кто регулярно писала Сэм, закидывая ее вдохновляющими призывами к действию.

Татум: Все, что происходит, происходит с нами не просто так!! Наши души всегда стремятся расти и учиться чему-то новому.

Татум: Мы сами творцы своего опыта, поэтому мы и держим в своих руках ключ к переменам в нашей жизни!!!

Сэм понимала, что Татум хотела помочь, но от таких цитат Сэм только глубже погружалась в депрессию. «Как это получилось? – вопрошала она себя. – Каким образом?» Сэм всегда вела себя осмотрительно, мудро отбирая правильные мысли и направляя лишь позитивную энергию в окружающий мир. Она собирала на благотворительность многие тысячи долларов. Десять процентов ее чистого дохода уходили на благие цели. Сэм ничего не сделала, что могло привлечь в ее жизнь ту чернуху, которая сейчас охватила все ее естество. Сэм утонула по колено в грязи.

Она продолжала попытки дозвониться до Лизы:

– Привет. Это я. Мышка, ну пожалуйста, умоляю… Помоги мне.

Но сообщения оставались без ответа. Каждые несколько минут Сэм тянулась к телефону, чтобы проверить, не появилась ли ее подруга онлайн, удостовериться, что на той стороне все то же молчание, и долго вглядываться в фото в профиле Лизы в Ватсапе. По испещренному узором в виде карамельных тросточек занавесу и обвешанной гирляндами искусственной елке на заднем фоне Сэм догадывалась, что первоначально это была семейная рождественская открытка: Лиза, Джош и девочки, нарядившиеся в одинаковые свитера со снежинками, расплылись в улыбках перед камерой. Почему именно Лизе досталась идеальная семья, а не ей? Неужели это справедливо?

Сэм отправляла сообщение за сообщением, множество раз за день набирала номер подруги, но Лиза не брала трубку, и телефон просто продолжал трезвонить, пока одним утром механический голос не проинформировал: «Абонент в настоящее время недоступен». Она открыла Ватсап и увидела, что рождественской картинки как не бывало. Лиза удалила аккаунт? Нет, она с горьким разочарованием осознала, что Лиза, похоже, заблокировала ее номер. Судя по всему, подруга уверовала, что она с той же легкостью отделается от нее, как в тот раз, когда Сэм уехала в Юту на заключительный год школы. Через какое-то время поток писем поредел, а потом и вовсе прекратился.

– К сожалению, она сейчас не дома, – смущенно мямлила миссис Джонсон, когда Сэм звонила. Наконец на весенние каникулы – последний раз, когда она была дома, – Сэм вдруг увидела подругу в «Волгринс» и сразу же выкрикнула: «Мышка!» Но Лиза посмотрела сквозь нее, будто бы Сэм была невидимой, и вышла из аптеки без единого слова.

Татум: Ты тоже не спишь, милая?

Татум: Пришли селфи, когда соберешься с мыслями и приведешь себя в порядок!

Если бы Татум была в этот момент здесь, то она настояла бы, чтобы Сэм села перед молитвенной подставкой в безмолвии, пока какая-нибудь Высшая сила не подскажет ей, как выйти из всей этой неразберихи. Но Татум даже не попыталась проведать ее. А должна была бы, если питала к Сэм хоть какое-то подобие преданности. Однако в постоянных текстовых сообщениях Татум даже не упоминалась возможность зайти к ней в гости и не содержалось предложения передать Сэм кастрюльку знаменитого тушеного нута со шпинатом, которым Татум угощала ее, когда умер отец. Впрочем, Сэм сама всегда настаивала, что ей никто и не нужен, ведь она независимый человек, свободная душа. И теперь, когда ей отчаянно хотелось, чтобы кто-то сел рядом с ней и взял ее за руку, никого рядом не оказалось.

В тот день кто-то из компании по кризис-менеджменту прислал черновик ее заявления. «Большая часть того, что обо мне говорят онлайн, неправда, однако я всегда подчеркивала, как важно обеспечивать для женщин возможность рассказывать свои истории, не опасаясь возмездия. Я верю в женщин, но я также верю в правосудие и не полагаю, что это взаимоисключающие понятия. Я приняла решение на некоторое время отойти от дел в «Шакти», чтобы правосудие свершилось, и я буду рада вернуться к проектам, когда мое доброе имя будет восстановлено». Она закинула текст с извинениями из «Заметок» в «Инстаграм», «Фейсбук» и «Твиттер», сразу же удалив все приложения с телефона, и спряталась в своей квартире, опустив жалюзи и позволяя затхлому запаху еды навынос висеть в воздухе. Горничной она отправила сообщение, в котором попросила сделать недельный перерыв, поэтому в квартире витала вонь неопустошенного мусорного ведра и забитого измельчителя отходов. Телевизор оставался включенным, поскольку она боялась остаться наедине со своими мыслями в полной тишине. Она безучастно слушала, как молодые актрисульки в коротеньких платьицах и с сияющими ножками рассуждали, что новая роль – самый большой вызов их жизни. Она не заходила в социальные сети и не гуглила себя. Она не знала, что говорили о ней люди, и оттого ей становилось еще хуже, поскольку воображение с готовностью восполняло пробелы. Ей казалось, что она стоит на краю превысокого здания и смотрит вниз на землю. От страха кружилась голова, его сопровождал соблазн отпустить все. Она была слишком самонадеянной. Заявляла, что уже излечилась, убеждала всех, что уже ни за что и никогда не вернется к тому позабытому месту, где пышным цветом разрастались лишь дурные мысли. Много лет назад она публично осудила «Анонимных наркоманов», заявив, что все эти программы со ступенями слишком нравоучительные и созданы как раз для того, чтобы люди ощущали себя ничтожно маленькими. Теперь же она сознавала, какой глупостью было выбросить всю эту систему поддержки на свалку.