Американские журналы тоже печатали эти фотографии, но с неверными подписями, где утверждалось, что на снимках показано бегство «царских» войск[36]. Значение этого периода для дальнейшего развития событий в России невозможно корректно оценить, если не осознать, что русскую армию разрушили оголтелая революционная пропаганда среди уставших от войны фронтовиков – оборотная сторона свободы слова – и лишение офицерского корпуса дисциплинарных полномочий.

Карта В

Линии максимального продвижения немцев на восток в ходе Первой и Второй мировых войн. Стрелками указано направление русских наступлений в начале Первой мировой войны

В этой связи следует упомянуть еще один фактор, который негативно отразился на российских событиях. Парадоксально, но старая императорская армия слишком хорошо делала свою работу и не позволяла неприятелю разорять русские земли. В результате пропагандировать сепаратный мир было гораздо легче. На карте В видно, что перед Февральской революцией Польша, Аитва и значительная часть Латвии были захвачены австро-германскими войсками – но сверх того противнику удалось оккупировать только узенькие полоски территории вдоль западных границ Белоруссии и Украины. В результате огромное большинство населения России не имело ни малейшего представления о том, каково жить под пятой иностранных завоевателей. Жители Украины изведали это на себе в 1918 г., после Брест-Литовского сепаратного мирного договора между Австрией и Германией и Советами, – и именно поэтому на последующих этапах Гражданской войны большевики пользовались в тех местах громадной поддержкой. Во время Второй мировой войны советская армия, несмотря на первоначальные поражения, смогла с успехом вернуться – опять же потому, что нацистские войска сумели опустошить гораздо более обширные территории, чем даже их предшественники в 1918 г. (см. карту В), а потому информация об их поведении и произволе тоже разошлась гораздо шире.

Донская казачья гвардейская батарея после Февральской революции 1917 г

После отречения царя 3-я Гвардейская кавалерийская дивизия повернула от Ровно обратно на восток. Основная часть дивизии, спешившись, сменила в траншеях вдоль реки Стоход к востоку от Луцка какие-то другие части, а нашей батарее было приказано встать на противовоздушное дежурство на окраине этого города (карта Б).

Мы должны были защищать один из аэродромов возле Луцка. Нам пришлось самим переделать полевые орудия в зенитные – самым примитивным способом. Солдаты соорудили раму из деревянных железнодорожных шпал высотой около 5 футов с вертикальным столбом посередине. На столб как на ось насадили запасное колесо, которое в результате могло вращаться в горизонтальной плоскости. После этого полевую пушку обоими колесами установили на поднятое горизонтальное колесо. Все это сооружение позволяло нацелить пушку в любую точку неба, за исключением перевернутого 30-градусного конуса прямо над головой. Поскольку дальномеров у нас не было, особой точности стрельбы ожидать не приходилось. Ее и не было. Нам удавалось только заставить германские самолеты держаться выше 5000 футов; сбить ни одного не удалось.

В этот период я неожиданно открыл для себя совершенно новое поле деятельности.

Однажды сержант батареи явился в офицерскую столовую и доложил, что люди беспокоятся и требуют, чтобы офицеры объяснили им значение слов, которые ежедневно доносятся со всех сторон: социализм, коммунизм, демократия, конституционная монархия, федерация и т. п.

Решение проблем такого сорта никогда не было сильной стороной офицеров императорской гвардии. Полковник Упорников в некотором смятении посмотрел на заместителя; тот обернулся к следующему по команде, и так далее, пока глаза всех присутствующих не обратились наконец к самому младшему офицеру, которым оказался я. Очевидно, никто не хотел брать объяснение на себя.

Полковник высказал общее мнение и велел сержанту собрать людей: прапорщик Чеботарев все им расскажет – он последним закончил школу и потому должен лучше всех помнить подобные вещи.

Через полчаса я уже сидел на помосте одного из наших уставленных в небо полевых орудий и произносил речь перед примерно сотней казаков, рассевшихся вокруг меня на земле.

Как ни странно, я оказался отчасти готов к этой роли. Правда, подготовкой я был обязан не школе, а жизни дома, где дискуссии о военной истории и политике были делом привычным. Так что я способен был более или менее связно рассказать о формах правления, принятых в Англии, Франции и некоторых других странах и сравнить их с Российской империей. По-видимому, и начальство мое, и казаки были довольны моим рассказом, и с тех пор мне часто приходилось выступать. Однако в более глубоких вопросах социальных учений я терялся. К счастью, я нашел себе помощника в лице подъесаула (капитана) Косова. Это был человек с довольно примечательным прошлым. Кадровый офицер-артиллерист после примерно года службы в императорской гвардии решил, что служба в мирное время ему не по вкусу, вышел в отставку и отправился изучать юриспруденцию в Московском университете. Сразу же после начала войны в 1914 г. он вновь пришел служить на Казачью гвардейскую батарею. В страшные дни отступления 1915 г. Косов, подобно многим другим офицерам-артиллеристам и кавалеристам русской армии, добровольцем отправился в пехоту восполнять опустошенные ряды и был серьезно ранен в контратаке. Одна из германских пуль пробила ему горло и оставила на память сильное заикание. Мы с ним подружились, когда в начале апреля 1917 г. он вновь пришел на батарею. Косов много занимался со мной, учил говорить на митингах и вести дебаты; заикание не позволяло ему заниматься этим самому.

Через некоторое время после этого, в конце апреля или начале мая 1917 г., нашей батарее было приказано передвинуться ближе к позициям на реке Стоход и пополнить собой совершенно деморализованный пехотный полк третьего эшелона с номером где-то за шесть сотен. На севере позиции полка граничили с позициями нашей спешенной 3-й Гвардейской кавалерийской дивизии, причем граничили в достаточно важной критической точке – там, где реку Стоход пересекали железная дорога и шоссе Луцк – Ковель (см. карту Б). Пехотный полк сражаться совершенно не хотел и уже начал брататься с врагом; наше задание было «оживить» их.

По-русски название Стоход означает «сто русел» и точно отражает болотистый характер местности. Весь этот район представляет собой южное продолжение знаменитых Припятских болот, расположенных чуть севернее, – в любом месте здесь грунтовые воды стоят на глубине не больше пары футов от поверхности. По этой причине все траншеи и землянки здесь приходится сооружать выше уровня земли; пример такого сооружения – нашу офицерскую землянку – можно видеть на фото 25. Крыша и стены землянки были покрыты дерном для маскировки от наблюдения с воздуха; под дерном в несколько накатов были уложены толстые сосновые бревна для защиты от случайного попадания снаряда.