человеческих начинаний – и предупредить об опасностях, грозящих тому, кто откажется идти по пути сомнений и вопросов.

Многие исследователи отмечали, что математическая образность в «Мы» способствует созданию местного колорита в изображении утопического общества далекого будущего, которое наступит через тысячу лет. Ученые расшифровывали различные понятия, чтобы раскрыть их этическое, социальное и политическое значение в романе[22]. Мы предпримем всесторонний обзор всех математических отсылок, поскольку огромное количество математических терминов, встречающихся в романе, если сопоставить их с историческим развитием математической мысли, позволяет увидеть авторский замысел, весьма важный с точки зрения психологии, восприятия и эпистемологии. Чаще, чем другие системы символов в тексте романа, Замятин использует именно математику, чтобы выразить свой идеал психической функции человека и соответствующей ему судьбы человеческого рода.

Роман изобилует математическими образами и символами. На поверхностном уровне это объясняется двумя соображениями. Первое: утопическое общество Единого Государства якобы основано на арифметических принципах, которые, по мнению его руководителей, служат основой научного материализма и рационального социального порядка. Город состоит из простых геометрических форм, таких как квадраты, круги, прямоугольники, и соответствующих им геометрических тел. Страсть государства к арифметической справедливости выражена в почти полной стандартизации всех аспектов жизни. Замена личных имен буквенно-цифровыми, по-видимому, также была продиктована арифметической организацией общества. Кроме того, главные общественные учреждения и памятники культуры отражают практически единственную ценность, принятую обществом, – арифметическую стабильность. Все это, конечно, беспокоит большинство читателей.

Второе: Единое Государство достаточно высокоразвито в техническом отношении. Здания и Зеленая Стена, защищающая город от внешнего мира, выстроены из стекла, хотя их конструкция и несовершенна. Граждане питаются синтезированной пищей. Хотя есть немало причин усомниться в жизнеспособности этих научно-технических достижений, Единое Государство стоит на пороге межпланетных исследований и завоеваний. Такой прогресс требует гораздо большего, чем умение считать на пальцах. В обществе много говорят о математике. По словам К. Родс, необычный лексикон Д-503 отражает «как его профессиональную подготовку, так и ценности, идеалы мира людей, стремящихся стать автоматами» [Rhodes 1976: 33]. Единственное мимолетное упоминание школьного обучения связано с уроком математики. Персонажи часто говорят о математических идеях. Это в первую очередь касается Д-503: он главный строитель первого космического корабля и, соответственно, один из ведущих математиков Единого Государства. Д-503 видит свой «алгебраический мир» глазами математика [161]. Людей он описывает так, будто вместо лиц и тел у них геометрические фигуры, а действия осмысливает с точки зрения «стройных формул», которыми их можно было бы выразить [211]. Он пишет о том, как «мечтал формулами», рассказывает, как в результате таких мечтаний вывел определение любви как функции смерти [161,229]. Все это весьма характерно и для человека, и для общества, в котором, как это ни смешно, старое расписание железных дорог может считаться величайшим памятником древней литературы [147].

Тем не менее арифметического устройства Единого Государства и Вселенной, математической обработки ее граждан недостаточно, чтобы сделать утопию математически безопасной, не говоря уже о политической стабильности. Главная угроза для Единого Государства исходит не из антиматематического или – что важно – антирационального источника. Из различных высказываний 1-330, одной из предводителей мятежных Мефи, отчет-либо видно, что противники государства гораздо глубже понимают математику и ее эмпирические последствия, чем его сторонники.

Как бы на словах Единое Государство ни превозносило математические идеи и великих математиков, в области математики оно наивно и зачастую невежественно. Это нам подсказывают, помимо прочего, имена математиков, непосредственно упомянутых в тексте. Все это ученые далекого прошлого, жившие либо в эпоху зарождения математики, как древние греки Пифагор и Евклид, либо в период ее возрождения в эпоху Просвещения, как И. Ньютон и К. Маклорен [151,152]. Вероятно, к этому списку можно добавить Брука Тейлора, британского математика XVIII века. Фамилию Тэйлор, не раз упоминаемую в романе, носит идеологический крестный отец Единого Государства, – конечно же, речь идет о Ф. У Тейлоре, американском инженере и исследователе научной организации труда. Однако, когда Д-503 упоминает «суммирующие аккорды формул Тэйлора» [151], Замятин, похоже, имеет в виду математика Брука Тейлора, чьи исследования сыграли важную роль в разработке математического анализа, уравнений кривых и нелинейных уравнений. Ф. У. Тейлор использовал очень мало формул – обычно он ограничивался прозой (см. [Тейлор 1991: 54; Edwards 1982: 193–194]). В книге Т. Лахузена, Е. Максимовой и Э. Эндрюс показано, что Замятин использует счисление Б. Тейлора как подспудный, но жизненно важный математический комментарий к событиям романа; на этом основании авторы делают вывод, что Единое Государство работает на самоуничтожение [Лахузен и др. 1994].

Между тем в романе не приводится ни одного имени (или нумера) со времени Великой Двухсотлетней Войны и основания Единого Государства до описываемого периода. Как будто наука и математическая мысль за последние тысячу лет практически перестали существовать и мир Единого Государства зиждется на теоретических основах, заложенных в другие эпохи и в других культурах; сам же этот мир не в состоянии создать что-либо свое. На тот же вывод наталкивает и неспособность Единого Государства довести до совершенства тэйлоровскую Часовую Скрижаль и устранить более свободные Личные Часы. Хотя в тоталитарном государстве это должно было бы быть простой задачей, и Д-503 высказывает веру общества в полное упорядочивание жизни и не может объяснить, почему в Скрижали есть такой недочет [147]. Да, за надежду, что проблема скоро будет решена, его могут назвать идеалистом, и это его беспокоит [147]. И герой прав в своем беспокойстве: ведь общество, в котором он живет, также и отсталое, а значит, уязвимое. Плачевное состояние робота-наставника Пляпы наводит на мысль и о других технических несовершенствах Единого Государства [164]. То, что Единое Государство по прошествии тысячи лет стоит всего лишь на пороге космической эры, скорее свидетельствует о низкой оценке Замятиным научных и технических возможностей государства, чем о его неверии в фактическое развитие ракетостроения, как предполагает Г. Браунинг [Browning 1968: 18]. В конце концов, к 1919 году ракеты уже разрабатывались, и Замятин яснее, чем многие его современники, осознавал, что научная и математическая революция продолжается. Т. Р. Н. Эдвардс также отмечает «устаревшие» научные/математические идеологические основы Единого Государства, которые, по его словам, опровергаются «отчасти на основании современной научной и математической теории» [Edwards 1982: 55–56]. Э. Дж. Браун считает, что «примитивная регламентация» Единого Государства выглядит очевидным анахронизмом в сочетании с тем уровнем образовательного и технического развития, который предполагает «сложно организованное, если не высоконравственное человеческое сообщество» [Brown 1963: 34]. Эти соображения дают нам некоторые основания считать, что Единое Государство постепенно утрачивает власть над некогда технически высокоразвитой культурой. И действительно, драматические события романа демонстрируют, что уязвимость режима из-за