— А мы были в дальней разведке, — пояснил я, — только что вернулись, все новинки мимо нас прошли.

— Администрация «Форсети» закупила в прошлом году мощный ИИ-кластер, вы наверняка слышали, большой шум был.

— Да, точно, — припомнил Сэм. — Хай стоял от звезды до пояса Койпера, деньжищи ввалили огромные. Лично я голосовал против, кстати.

Я тоже слышал об этом, так что кивнул. Закупка шла по линии Совета Экспансии, той её части, которая не планетянская, а наша. Под патриотическим лозунгом «своя культура», потому что идея состояла в том, чтобы не закупать медиапродукцию в Солнечной, а производить свою, космиковскую для космиков. Чтобы и герои космики, и сюжет про космос, и никакой идеологической накачки «Земля превыше всего». Под это хотели закупить новейшие искины, так что денег действительно требовалось дофига. Совет утверждал, что это инвестиция, которая отобьётся через какие-нибудь смешные полвека, если мы не будем платить Земле роялти за каждую книжку, фильм, игру и картинку на рабочий стол. Но всё равно, из-за такой суммы пришлось объявлять референдум. Мы с Катей не участвовали, были в разведке, но, вроде бы, финансирование с небольшим перевесом прошло.

— Это первая полноформатная многосерийная видеодрама с местной лицензией, — продолжила Тамара, — которую новые ИИ выдали после обучения. На сегодня тридцать, что ли, серий, два сезона. Все от неё без ума. Хоррор про коварных алиенов, которые похищали соло и заражали их кровь Скверной, отчего те перерождались в тайных Чужаков и заражали остальных через… хм… в общем, половым путём. Бордель для капсюлей был их штабом. Станция в кино называлась иначе, но «Форсети» узнавалась легко. Чтобы уничтожить заразу, надо было выпустить из чужака всю кровь. На воздухе Скверна погибала, но отличить их от незаражённых было сложно. Очень драматично, реально хорошо сделано, я не могла оторваться, жду следующего сезона. Даже Земля купила прокатную лицензию, администрация от гордости чуть не полопалась вся. «Вот, мол, а вы ещё денег давать не хотели!»

— Ну, да, — скептически сказал Сэм, — Пояс тут дохлый, руды мало, что им оставалось? Искать другие доходы или закрывать станцию. А теперь «Форсети» — космиковский Голливуд, поди ж ты. Как по мне, зря мы в эти планетянские штуки лезем…

— Не понял, — удивился я, — они кино пересмотрели, что ли? Так, что башкой тронулись?

— Почём мне знать, — ответила Тамара, — но Скверна, Чужаки и «кровь на воздух» — это оттуда.

* * *

«Кровь на воздух!» — было написано на стене коридора, когда мы выбрались на следующую палубу. Написано кровью, и её источник лежал рядом — избитый связанный мужчина с перерезанным горлом. Катя икнула, сдерживая тошноту, и я прижал её лицом к своей груди.

Мы всей компанией собирались добраться до нашего катера, потому что он ближе всего, а дальше уже решать, что делать. Однако раз за разом упирались в тупики, за которыми, судя по положению аварийных переборок, вакуум. Похоже, что станция пострадала сильнее, чем нам казалось — её продолжали раз за разом сотрясать удары обломков, пробивающих наружную обшивку. Если в повреждённых секторах кто-то и выжил, то они заперты в загерметизированных каютах, из которых самостоятельно не выбраться, и не могут принять участие во всеобщем веселье, бушующем на «Форсети». А веселье было в разгаре — население станции активно включилось в игру «Чужаки и Скверна», причём, к нашему удивлению, за обе стороны. Пока одни резали глотки с криками «Кровь на воздух!», считая, что спасают станцию от инопланетных захватчиков, другие, будучи уверены, что они не люди, а высшая раса алиенов, насиловали женщин, мужчин и детей, распространяя «скверну», которая «не проклятие, но дар». Обычно изнасилованных дорезали «защитники», выпуская их «осквернённую» кровь, но иногда те проникались новой ролью и вступали в игру на стороне «захватчиков». Вынужденно пробиваясь к центру станции, мы насмотрелись сцен такого немыслимого, запредельного зверства, что практически отключились от реальности, перестав их воспринимать. Потом это прорвётся кошмарами, бессонницей и нервными срывами. Тамара застрелится, Сэм сопьётся, Катя будет кричать во сне, но в тот момент мы не реагировали эмоционально. Проходили мимо, отворачиваясь, не пытаясь никого спасать и отбивая только нападения на нас самих. Физическая сила Сэма, безжалостная решительность Тамары и мой «капитанский табельный» помогли нам добраться до командного пункта, где к тому моменту забаррикадировались те, на кого здешнее безумие почему-то не подействовало. Среди них хватало коллег-соло, нас узнали и пропустили. Если среди обычных экипажников часть всё же была затянута в воронку безумия, то среди «капсюлей» не затронуло ни одного. Именно наша немногочисленная, но отмороженная и бесстрашная компания не дала захватить командный центр станции. Здесь же оказались и жалкие остатки командного состава «Форсети», те немногие, которых почему-то миновала лихорадка крови и насилия.

— Нет, я не знаю, почему это началось, — сразу сказал мне Давид Оболонов, второй заместитель начальника станции, предположительно, высший чиновник администрации, оставшийся у руля. — Знаю, что. Знаю, как. Не знаю, почему.

Мы были хорошо знакомы, даже, пожалуй, приятельствовали, как минимум, выпивали вместе, и он был со мной откровенен. К тому моменту уже стало понятно, что катастрофа с самого начала вызвана человеческим фактором — безумие заставило бригаду технической инспекции захватить проверяемый балкер, отвести его от станции и, разогнав, устроить первое столкновение. Сочли ли они себя при этом «перерождёнными алиенами» или «борцами со Скверной», уже не понять, потому что никто из них не выжил. Повреждения от аварии были не критичными, но стресс от чрезвычайной ситуации, видимо, стал триггером, от которого крышу стало срывать у других. По большей части, у станционного персонала, но и экипажи оказались затронуты, что вызвало череду таранов друг друга и станции. Этим же был вызван запуск маршевых движков закреплённого на стапеле буксира, нанёсший наибольший ущерб. Остальное продолжали доделывать обломки, в облаке которых кувыркалась «Форсети» — каждое новое столкновение увеличивало их число. Не успевшие покинуть пристанционное пространство корабли были повреждены, попытки улететь только увеличивали хаос. На тот момент почти треть станции потеряла воздух, а застрявших в герметичных каютах было некому спасать. При условии, если каюта не повреждена, не обесточена и не имеет утечки, запас автономии там примерно на двое суток, времени ещё оставалось прилично, но это если кровавая вакханалия прекратится, и после неё останется достаточно людей для проведения спасательных работ. Учитывая размер