Когда Анжелика подняла крышку первого улья, тут же поняла, почему Маргарита выбрала для пчел именно его. Пробка была легчайшей и дышала: такая спасает пчел и от жары, и от холода. С особой осторожностью Анжелика наблюдала за движением пчел-кормилиц, восковых и ульевых пчел, занимавшихся уборкой улья, за танцем рабочих пчел, которые возвращались в гнездо, показывая остальным путь к цветам, пыльце и нектару. Их движения гипнотизировали, а запахи воска, пыльцы, меда и самого улья соединялись с ароматом, что источали листья и плоды инжира. Она решила, что будет просто наблюдать.

Вряд ли она собиралась инспектировать ульи, она это делала для себя, чтобы почувствовать то счастье, которое испытывала каждый раз, когда занималась пчелами. Все было в полном порядке: шубки блестящие, сверкающие, великолепные крылышки. Пчелы были полненькими и казались счастливыми. Анжелика продолжила работу, аккуратно открывая и закрывая ульи.

– Работай так, словно они часть тебя. Твои друзья, твоя сила. Наблюдай за ними, учись. Пчелы знают тебя, они следят за тобой. Позволь им говорить с тобой.

– Но у них же нет рта.

– В твоем сердце, девочка моя. Услышь в своем сердечке то, что они хотят сказать тебе.

Анжелика подходит ближе к улью. Трава под ее ногами мягкая и душистая, как и белый асфоделус, что растет рядом.

– Смотри, она пьет, – говорит Анжелика тете, показывая на то, что происходит внутри маленького бутона.

– Ты чувствуешь аромат? Это знак.

– Знак?

– Да, доченька.

– Они тоже слышат его в своем сердце?

Маргарита улыбается и гладит девочку по волосам.

– Нет. Язык цветов – это их аромат. С его помощью они сообщат пчелам, когда готовы поделиться с ними своим нектаром.

В то утро первая ее мысль была о пчелах.

А затем уже о маме, о Николе, о Пине и Лилии.

Мария была для нее причиной постоянной боли, и пора была уже находить от нее какое-то средство. А Никола… это отдельный разговор.

Теперь, когда Анжелика стала взрослой, она понимала: то, что они пережили вдвоем, было иллюзией.

Это была совершенная любовь двух подростков, которую испытываешь единственный раз в жизни, когда ты очень молод, а остальной мир не имеет ни малейшего значения. Когда вы – все друг для друга, и существуют лишь мечты, робкие поцелуи, ласковые прикосновения кожа к коже, которых всегда бесконечно мало.

Осознание этого ничего не меняло, лишь заставляло ее почувствовать себя смешной.

Почему вопреки всем рассуждениям воспоминание о той первой любви оказалось столь пугающе отчетливым и так крепко засело у нее в сердце?

Она резко выдохнула.

– Наверное, из-за того, как все тогда завершилось, – пробормотала она.

Если бы мама не забрала ее из Аббадульке так неожиданно, дав ей возможность лишь наспех попрощаться, вероятнее всего, эта безмерная влюбленность испарилась бы сама. Об этом бы позаботилось и время, и сама жизнь. И они оба. Повзрослев, они бы изменились, каждый пошел бы своей дорогой, влюбился бы в кого-то другого.

А может быть, и нет.

Нужно было сконцентрироваться и рассуждать здраво. Конечно, все бы закончилось. Она повторила это несколько раз и, когда ей показалось, что она себя в этом убедила, отбросила эти мысли.

Анжелика вздохнула и тыльной стороной ладони вытерла лоб. Если вопрос с Пиной и Лилией можно было решить в течение дня, обеспечив им гарантированное жилье, то Никола – совсем другое дело.

– Хочешь, выпьем что-нибудь вместе? – спросил ее Никола предыдущим вечером, совершенно неожиданно, уже у самой двери ее дома.

Она не знала, что и ответить, поэтому спросила прямо:

– Зачем?

– Просто так.

Если бы он не вызывал в ней ту бурю эмоций, если бы она могла с собой совладать, она бы согласилась.

– Кажется, сейчас не лучший момент.

Он кивнул.

– Как хочешь. Тогда до встречи.

Анжелика вздохнула и направилась к дому. По дороге она бросила взгляд на улей – все ли там в порядке.

И застыла перед самым входом. Взявшись за ручку двери, улыбнулась.

Ее поражало то чувство счастья, что нахлынуло на нее.

Те же эмоции, как когда она бегала с Лоренцо по полям или пыталась убедить Пепиту причесаться. Как маленькая девочка, она могла рассмеяться от любой ерунды и радоваться всему миру.

Однажды она где-то вычитала, что любой мелочи достаточно, чтобы обрести спокойствие.

Нужно всего лишь вспомнить, какими мы были в детстве, когда во всем виделось чудо и все было достижимо и возможно.

И хотя это может прозвучать абсурдно, но так оно и было. С тех пор как Анжелика приехала на Сардинию, в ней что-то изменилось. Опыт научил ее, что все меняется в зависимости от того, под каким углом смотреть.

И сейчас с ней происходило то же самое? Это и был ее способ видеть мир? Иди это был способ Яи?..

Если раньше она воспринимала мир Маргариты с позиции стороннего наблюдателя, то теперь становилась главной его частью. Все было настолько одинаковым и в то же время различным. Как, например, фотографии, которые смотрели на нее с инкрустированного комода.

Анжелика подошла поближе и принялась рассматривать белые лица и фигуры в старомодных одеяниях, что носили лет двадцать назад. На всех фото были изображены женщины. По две, по пять, один раз Анжелика насчитала группу из десяти женщин. Посередине всегда была Яя. Неясно, кто снимал их, но Маргарита хранила эти изображения, словно на них были ее родственники.

Анжелика продолжала разглядывать фотографии. Вот и Мария, и она сама. Да, там было и ее фото. Когда Анжелика увидела длинные косы и ровный пробор, сделанный по середине с идеальной точностью, рассмеялась. Какая же она здесь забавная!

Изучая эти портреты, свидетельства былых времен, она вновь и вновь спрашивала себя, кто все эти женщины, нашедшие в Яе друга, и чем они были для нее. Анжелика взяла одну за другой все фотографии, кончиками пальцев провела по каждому сантиметру их поверхности, и когда ей показалось, что они что-то напоминают, даже понюхала.

Они напоминали Пину. И Лилию.

Анжелика прикасалась к разным предметам, принадлежавшим ее тете, и в ней все крепче росло то ощущение родства и единения, что она почувствовала, едва войдя в этот дом.

В тот момент, когда она пальцем провела по вышивке на наволочке подушки, ей показалось, что уже когда-то ее видела. В памяти тут же всплыл размытый образ одетой в белое, улыбающейся пожилой женщины. Перед Анжеликой промелькнула картинка, как та женщина сидит в конусе света под яркой лампой, что освещает гостиную, и собирается делать вышивку на зеленом льняном лоскутке; и, склонившись над работой, разговаривает с ней.