безумно неудобно. Но хочу понять, как отец к этому относится. Я никогда раньше с мужчинами не разговаривала на подобные темы. С Артёмом не решалась вести беседы на тему секса, мне было стыдно. А когда он начинал эту тему поднимать, я всегда его останавливала и сбегала, как трусливый заяц.

— Скажем так… Я бы очень расстроился. Пытался бы понять, что не так, в чем причина. Все проблемы такого плана надо решать вдвоем. Нам язык для чего дан? Чтобы разговаривать!

— А если любимая женщина будет вести себя в постели… Ну… Раскрепощенно и даже развратно… Такое поведение оттолкнет мужчину? Он будет считать свою жену испорченной?

Отец берет меня за руки и смотрит в глаза.

— Если жена ведет себя раскрепощенно наедине с мужем и открывается только ему, то такой мужчина с ума сойдет от любви и восторга. Мы так устроены, мы кайфуем, когда видим, что доставляем кайф своей любимой. Я вот не смог сделать твою маму счастливой, как только не старался, и это меня убивало, вгоняло в депрессию. А с Натальей все получилось, и я был невероятно счастлив рядом с этой женщиной. Она будто вдыхала в меня жизнь и заряжала своей энергией.

Вижу в глазах отца тоску.

— Спасибо за то, что поделился со мной.

— Я всегда с радостью отвечу на любые твои вопросы. Ты выбрала, что будешь есть?

— Салат и курицу в сливочном соусе, — отвечаю и перевожу взгляд на Артёма.

Он так и смотрит на меня. Мужчины за его столом общаются, а он будто не с ними. Прожигает меня взглядом. У меня мурашки бегают по спине.

Официант приносит нам с папой заказ, а потом возвращается с алой розой в одной руке и с тарелкой в другой. Кладет рядом со мной розу.

— Это вам от нашего босса, — говорит официант. — И ваш любимый десерт, — ставит передо мной тарелку с Тирамису. Артём Алексеевич просил передать, что ваш заказ будет оплачен за счет заведения.

— Артёму Алексеевичу передайте спасибо, — кивает отец.

Официант отходит от нас. Вижу, что папа загадочно улыбается.

— Что? — не выдерживаю я.

— Ничего, — качает головой. — Просто вспомнил себя в молодости. Такую крепость, как ты, цветами и тортиками не возьмешь. Тут надо каждый день доказывать серьезность своих намерений.

— Пф! Папа! — возмущенно восклицаю я, а потом смеюсь.

— Я общался с Артёмом, — серьезно говорит отец. — Он пока снова не добьется тебя, не успокоится. Как мужчина я его понимаю, а как отец, готов убить его, если он еще хоть раз тебя обидит. Я ему так и сказал, что голову ему оторву, если увижу, что ты страдаешь из-за него.

— Пап, — смущаюсь я.

— Что пап? — улыбается он. — Это чистая правда. Никому не позволю обижать свою Алису.

Смотрю на отца и улыбаюсь в ответ. На душе тепло и уютно. Знаю, что папа меня в обиду не даст, что на него можно положиться. Вижу, что Артём поднимается со своего места и идет к нам.

Вот только этого не хватало! Почему Орлову не сидится с друзьями?

Глава 26

— Виктор Михайлович, Алиса, — приветствует нас Орлов.

Папа протягивает руку, и они обмениваются рукопожатием.

— Алиса, я хотел уточнить. Ты завтра свободна? Может, вместе сходим в магазин и выберем коляску для ребенка? — интересуется мой бывший муж.

Меня лихорадит. Что-то в последнее время Артёма слишком много в моей жизни. Хочется спрятаться в свою раковину, чтобы не видеть его и не слышать. Но знаю, что папа прав, Орлов не отстанет от меня. Я хорошо помню то время, когда он за мной ухаживал и пытался добиться моего расположения.

— Завтра утром у меня занятие в школе матерей, потом сходим за коляской, — отвечаю сухо.

— Отлично. Заберу тебя после занятий, — кивает Орлов. — Хорошего вам вечера.

Он отходит от нашего столика и возвращается к друзьям, а я выдыхаю. Рядом с этим мужчиной дышать нормально не получается.

Я поднимаюсь со своего места, отец накидывает мне на плечи мой пиджак. Идем к выходу. Розу я оставляю на столе. Мне от бывшего мужа ничего не надо. Между лопаток чувствую тяжелый взгляд Артёма. Я вообще не понимаю этого мужчину. Если я не устраиваю его в постели, зачем все эти попытки снова сблизится со мной? Зачем все эти знаки внимания? Я готова общаться с Артёмом только ради сына. Но у Орлова, видимо, другие планы. То, что он хочет меня вернуть, видно невооруженным взглядом. Я очень надеюсь, что когда Артём поймет, что мою крепость второй раз ему не взять, он сдастся и оставит меня в покое.

На следующий день мы с Машей сидим в школе матерей. Каждое занятие интереснее предыдущего. Я безумно рада, что моя лучшая подруга рядом. После занятий выходим из здания. Около черной машины стоит Артём с букетом роз. На нем белая рубашка, темный костюм. Красивый, сексуальный. И взгляд такой, что до костей пробирает.

— Ого, как наш петушок-то перья распушил, — шепчет мне Маша, и мы смеемся. — Смотри, а то увезет тебя сразу в ЗАГС.

— Привет, красавицы, — улыбается нам Орлов.

Бывший муж протягивает мне букет.

— Я же просила не дарить мне цветы, — бурчу и утыкаюсь носом в бутоны.

— Что-то не припоминаю такого, — он беззаботно жмет плечами и открывает передо мной дверь автомобиля.

Я отдаю букет Илье, сообщаю охраннику, что поеду с Артёмом в магазин. Илья молча кивает, забирает цветы, протягивает мне куртку и идет к моей машине. Мы с Машей обнимаемся и прощаемся. Орлов помогает мне сесть в автомобиль, а потом устраивается за рулем. Смотрю на бывшего мужа. Довольный, как кот, объевшийся сметаной.

— Как самочувствие? — спрашивает он и заводит двигатель, но с места машина не трогается, так и стоит на стоянке.

— Все хорошо, — отвечаю, стараясь не смотреть на Орлова.

В салоне тепло, поэтому кидаю свою куртку на заднее сиденье автомобиля.

— Можно… Потрогаю живот? — бывший муж прожигает меня пристальным взглядом.

— Можно, — я бурчу в ответ.

Артём протягивает руку и осторожно прижимает ладонь к моему животу. Даже через ткань голубого платья ощущаю, какая у него горячая рука. Артём нежно водит по моему животу, а у меня мурашки бегут по позвоночнику. Миша будто чувствует. Начинает активно пинаться ногами. И толчки такие сильные, уверенные.

— Как же это круто, — выдыхает Артём и прижимает к животу вторую руку. — Невероятное чудо. Внутри тебя новый человек… Могу только догадываться, как тебе тяжело ходить, дышать… Миша такой сильный, а ты у меня такая хрупкая…

— Да, он