– Ради чего? – спросил он, и его глаза на каменном лице вспыхнули ледяным огнем. – Я не хочу выслушивать, как вы станете объяснять, почему нарушили супружескую верность.

Моника вздрогнула.

– Да, я действительно была неверна мужу, и отнюдь не горжусь этим, но если вы и в родстве с Лесией, то в родстве, судя по всему, самом отдаленном. Моя дочь родилась спустя двенадцать месяцев после того, как я видела вашего отца в последний раз.

– Но почему мы должны верить вам? – спросил Кин с оскорбительной вежливостью. – Вы не можете доказать, что она не дочь моего отца. Судя по всему, ваш роман мог длиться много месяцев – мой отец часто приезжал в Австралию по делам.

Моника вспыхнула.

– За кого вы меня принимаете? Я знала, кто вы такой. И неужели вы думаете, я стала бы молчать, если бы вы с Лесией были братом и сестрой? Это же чудовищно!

– Не более чудовищно, чем когда женщина спит с мужчиной потому, что он похож на ее мужа.

Его глаза блеснули таким непримиримым гневом, что Лесия невольно загородила мать. Но Кин мягко и решительно отстранил ее и закончил:

– Муж, который провел фактически полтора года в инвалидном кресле! Не похоже, чтобы он мог стать отцом.

– И тем не менее он стал им. – Моника сжала губы и твердо сказала: – Я расскажу вам, как именно все произошло. Через год после того, как Денис попал в аварию, я тяжело переболела гриппом и долго не могла оправиться от осложнений. Здоровье мое резко ухудшилось, я совсем обессилела. Тогда предприятие, где прежде работал Денис, поместило его на казенный счет в санаторий, и я получила возможность отдохнуть. В Мельбурне той весной было холодно, я замерзала, и меня отправили в Квинсленд хорошенько прогреться. В первый же день там я встретила Стюарта Пейджета.

Лесия посмотрела на Кина. Он впился в ее мать свирепым, пронизывающим, как лазер, взглядом.

– Тебе не обязательно все это рассказывать, – торопливо, чувствуя, что сердце у нее вот-вот разорвется, вмешалась Лесия.

– Все-таки я расскажу… – Моника судорожно вздохнула. – Контраст был потрясающим. Денис был совсем сломлен болезнью. Он отказывался вставать с постели, твердил, что хочет умереть. А в Стюарте жизнь била ключом, как когда-то в Денисе. Я знала, что поступаю дурно, безнравственно, но я…

Лесия мягко взяла мать за руку.

– Хватит, мама.

Моника сжала руку дочери.

– Я сразу поняла, что с Денисом у него нет ничего общего.

– Так вот почему… – Лесия запнулась.

– Да, именно поэтому я встревожилась, когда ты рассказала мне про Кина. Я подумала, что он мог пойти в своего отца.

– Пошел я в отца или нет, но вы с ним спали, – упрямо повторил Кин.

Моника кивнула.

– Я не рассчитываю, что вы сумеете понять. Но мы с Денисом были женаты всего год, когда с ним произошло несчастье. Я очень любила его. А он так сильно переменился. – Моника крепче сжала руку дочери, но не отвела глаз от сурового лица Кина. – С вашим отцом я на какое-то время могла представить, что вернулось прошлое. Я не знала, что он женат, он говорил мне, что холост.

Кин покачал головой. Его губы сжались в жесткую, неумолимую линию.

– Он солгал, но для него это было в порядке вещей.

Моника взглянула на Лесию.

– Это произошло в сентябре, за год до твоего рождения.

– А мне неизвестно, когда мой отец наезжал в Австралию. – Голос Кина звучал холодно и отчетливо, глаза казались бездонными, как вселенная. – Я знаю только, что он покончил с собой за три месяца до рождения Лесии и четыре месяца спустя после смерти моей матери.

Негромко, без малейших признаков гнева, Моника спросила:

– Значит, вы не верите, что Лесия вам не сестра?

Кин на миг зажмурился.

– Я не осмеливаюсь, – выговорил он напряженно и хрипло.

Лесия понимала, что он сейчас чувствует. О, сама она полностью доверяла матери, но если они не установят каким-то образом дату последней поездки Стюарта Пейджета в Австралию, Кин никогда не сможет избавиться от ужасного подозрения.

Кин словно услышал ее мысли – он вскинул голову, лицо его, несмотря на золотистый загар, покрывавший кожу, было очень бледным и осунувшимся.

– Я должен знать наверняка, – произнес он страстно, в упор глядя на Лесию. – Ты понимаешь меня?

– Да… – Лесия выпустила руку матери и отошла к окну. – Но мы никогда не сможем это доказать, по крайней мере чтобы убедить тебя полностью, – выговорила она почти беззвучно.

– А ты готова пойти на риск? – спросил он вполне спокойно.

– Я знаю свою маму, – ответила Лесия.

– А я, к сожалению, знаю только, что эта женщина спала с моим отцом, потому что он напоминал ей мужа, который был для нее потерян. Я думаю, что этот разговор уже не принесет ничего нового. Я ухожу.

Лесия закрыла глаза, чтобы не видеть, как он уходит. Когда дверь за ним затворилась, Моника провела дрожащей рукой по лицу и пробормотала:

– О Боже, Лесия, как бы я хотела… Если бы я только могла…

– Не надо!

Лесия знала, что шансы собрать необходимую информацию тридцатилетней давности ничтожно малы. И Кин никогда не вернется, а она остаток своей жизни проведет, оплакивая свою любовь. Если только…

Но эти два слова из всех человеческих слов самые бесполезные.

– Не знаю, как ты, мама, а я не прочь выпить чаю.

– Лесия… – неуверенно начала Моника.

– Все в порядке.

– Нет, неправда. – Моника взглянула на свои руки, на золотое кольцо Рика и на обручальное колечко с камнем, которые весело блестели в наполненной светом комнате. – Твое зачатие стало возможным потому, что твой отец сумел все же преодолеть депрессию и мы оба страстно хотели иметь ребенка. А через несколько недель он скончался на моих руках от разрыва аорты… – Моника прерывисто вздохнула. – Это было последним проявлением его жизненных сил.

– О, мамочка…

– Мы не знали наверняка, но были уверены, что я забеременела. И он очень сильно волновался, не мог поверить в такое счастье… – Она посмотрела на дочь. – Я никогда раньше не понимала толком место в Библии, где сказано, что грехи отцов падут на головы детей. Но сейчас наконец поняла. Я не могу изменить то, что совершила много лет назад, но могу поклясться, что ты не дочь Стюарта.

– Больше ни слова об этом! – воскликнула Лесия, крепко обняв мать. – Кто я такая, чтобы бросить камень? Мы все ошибаемся, а для меня ты всегда самая лучшая из всех мам, какие только существуют на свете.

У Моники задрожали губы.

– Значит, ты мне веришь?

Лесия нежно погладила ее по щеке.