Просто удивительно, до чего физически ощутимо горе. Оно болью отдавалось в костях, переворачивало внутренности, затуманивало зрение, и прохожие на улице казались ей бесформенными призраками, бесплотными видениями в угрюмом, зловещем мире. Слава Богу, остался всего один день, и она полетит через Тасманово море в страну, где родился и умер ее отец, на большой желтый материк, населенный причудливыми птицами и еще более удивительными животными. Еще до последней встречи с Кином она полностью оформила поездку и теперь спешила покинуть этот город, жить в котором вместе с Кином стало для нее слишком большим напряжением. Каждый раз, завидев впереди высокого широкоплечего мужчину, она чувствовала, как в ее сердце вскипает безрассудная радость, чтобы тут же смениться горечью и пустотой.

Поздно вечером, когда Лесия, собрав чемодан, проверяла, на месте ли билеты и паспорт, раздался щелчок домофона, и голос Кина сказал:

– Лесия, мне надо тебя видеть.

Прерывисто втянув в себя воздух, Лесия ответила:

– Хорошо, – и нажала кнопку. Ожидая, пока он поднимется, она едва удерживалась от сильного желания кусать ногти. Эту привычку она преодолела еще до того, как ей исполнилось восемь. Безумная, страстная надежда боролась в ней с предчувствием самого худшего.

Он сразу же спросил:

– Ты еще не ложилась?

– Ты же видишь, что нет, – сказала Лесия. – Садись. Я надеюсь, у тебя все в порядке?

– Как посмотреть, – мрачно ответил он, не трогаясь с места. – У меня неприятности в Малайзии с нашим совместным предприятием. Я заехал к тебе по пути в аэропорт. Но нам удалось установить, что мы с тобой не брат и сестра.

Холодное отчуждение в его глазах и голосе заставило ее сдержать невольный всплеск радости.

– Как ты узнал? – спросила она глухо.

– Час назад ко мне приезжали тетя Софи и Брайен.

– И что же?

– Видимо, ты сказала Дженни, что мы больше с тобой не встречаемся.

В его голосе не было осуждения, но Лесия машинально подняла руки, потом снова уронила их и стиснула пальцы так, что побелели суставы.

– Да. Прости, если ты не хотел, чтобы она знала…

– Это неважно. – Его губы исказила жесткая усмешка. – По правде сказать, она пристыдила меня, воздав мне добром за зло, что я, несомненно, заслужил. Она все передала Брайену, конечно, а он связался с тетей Софи. Они приехали ко мне и рассказали, что Брайен и тетя Софи были у нас дома в ту ночь, когда случился пожар. – Кин говорил спокойно, в его глубоком голосе не слышалось ровно никаких эмоций.

Лесия провела языком по пересохшим губам.

– Я не совсем понимаю…

– Очевидно, мама приготовила для отца праздничный ужин по поводу его возвращения из Австралии. На столе стояли свечи. Брайен сказал, что, когда они с тетей вошли в гостиную, мать сбежала вниз по лестнице с какими-то фотографиями в руках.

– С теми, на которых была моя мама? – прошептала Лесия, охваченная страхом. Кин кивнул.

– Она поднесла их к свече, чтобы сжечь, она явно была в истерике… Отец выхватил их у нее, но на ней уже загорелась одежда. По словам Брайена, на плечах у нее был широкий газовый шарф… Они с отцом пытались сбить пламя, но она вырвалась и с криком бросилась вверх по лестнице.

Лесия стояла неподвижно, пытаясь понять психику женщины, искавшей спасения в комнате маленького сынишки. Какие ужасные воспоминания оставила она в его памяти!

Кин тем временем продолжал четким, твердым и ровным голосом:

– Она умерла спустя пять месяцев. Тетя Софи утверждает, что все это время отец был при ней, он даже на работу не мог ходить, не то что ездить в Австралию. Он дождался, пока на меня перепишут материнское наследство, чтобы обеспечить мое будущее, а потом покончил с собой. Так что моей сестрой ты быть никак не можешь.

Лесия шагнула вперед и обняла его, повторяя снова и снова: «Все хорошо, все хорошо»… – до тех пор, пока мышцы его тела не расслабились, а руки не сомкнулись вокруг нее. Но, даже ощущая его тепло и силу, вдыхая любимый запах, который одновременно успокаивал и волновал, Лесия знала, что все напрасно. Слова Кина – монотонность и размеренность речи и безжизненная усталость, с какой выразил он свои чувства, – дали ей понять, что надежды нет. Моника явилась причиной ужасной гибели его матери, и, глядя на Лесию, он всегда будет видеть охваченную пламенем фигуру, которая преследовала его в ночных кошмарах.

– Я должен идти, – сказал он решительно и твердо.

– Да. Будь осторожен. – Она уронила руки вдоль тела и, отступив назад, смотрела, как он исчез в дверях. Потом подошла к окну и увидела: Кин, словно не мог удержаться, взглянул вверх и махнул ей рукой.

Через три недели Лесия неторопливо шла по главной улице маленького шикарного курортного городка, расположенного к северу от Брисбена в Австралии. На ней были шорты и футболка. Раньше ей нравилась эта обстановка: пальмы, пляж, магазинчики с сувенирами и общая атмосфера праздника, характерная для места, куда люди приезжают отдохнуть и повеселиться. А теперь Лесия даже удивлялась, что в самую ясную погоду небо кажется ей сумрачным, что ее не радуют изысканные лакомства и вообще ушли из жизни веселье и интерес.

Но она мужественно твердила себе, что преодолеет это состояние – отчаяние и уныние были слишком сильны, чтобы продолжаться долго. Она надеялась.

– Лесия! – прозвучало за ее спиной.

На секунду у нее остановилось сердце. Очень медленно, держа спину и шею так прямо, что напряжение ощущалось даже в пальцах ног, Лесия обернулась…

Ее сердце снова и громко забилось. Она попыталась улыбнуться, подумав при этом, как ужасно эта попытка, должно быть, выглядит со стороны.

– Здравствуй, Кин, – сказала она настороженно и сдержанно. – Что ты здесь делаешь?

– Мне необходимо поговорить с тобой, – сказал он отрывисто. – Пойдем.

Но он повел ее не в кафе и не в бар. Вместо этого он направился с ней вдоль по улице, затененной пальмами и другой пышной растительностью, ко входу в очень фешенебельное здание, стоявшее прямо на чудесном пляже. Здесь дома не разрешалось строить выше, чем в четыре этажа, и все роскошные строения отменно вписывались в пейзаж и казались единым целым с субтропической природой. Лесия остановилась.

– Что это?

– Гостиница. Тут нам никто не помешает. Она кивнула с некоторой неохотой и прошла с ним по аллее к высокой двери.

– Где ты остановилась? – спросил он.

– На турбазе.

– Я отвезу тебя туда, когда мы кончим разговаривать.

От этой перспективы последняя тайная надежда, теплившаяся в сердце Лесин, завяла горестно и умерла.

Номер был обставлен прекрасной мебелью, чистые прохладные тона обивки перекликались с яркой бирюзой моря и матовой бледностью песчаного пляжа. Балкон с навесом, вьющейся зеленью, столиком и шезлонгами выходил на залив.