вот видишь! Я да не обману твою природу, – довольно похвалился Рун.

– Хвастунишка, – ласково сказала Лала, сияя.

– А вот и нет, – возразил он с улыбкой. – Говорю как есть. Дважды уж нашёл как обмануть.

Лала вдруг подлетела к нему вплотную и обняла сама.

– Я тебя люблю, – промолвила она тепло-тепло.

– Как удачно, – порадовался Рун. – Как раз в храм идём. Сразу и обвенчаемся, раз такое дело.

– Нет, мой заинька, этого не будет, – произнесла Лала, с нежностью глядя ему в глаза. – Тут ты мою природу обмануть не сможешь. Я тебя люблю как друга.

– Ну, значит не сегодня. Но я всё равно найду как обмануть.

– А вот и нет, – разулыбалась она.

– А вот и да.

– Так хочешь взять меня в супруги?

– Хочу.

– А почему? Чтобы владеть моими чудесами?

Улыбка медленно сошла с лица Руна.

– Ну, это было грубовато, – заметил он с укором.

– Прости, заинька, я не нарочно, ляпнула не подумав. В шутку, – извиняющимся тоном ласково повинилась Лала. – Уж мне ли не знать, какой ты. Ты со мной совсем не из корысти.

– А почему же тогда? – усмехнулся он.

– Потому что я красивая, – хитро побуравила она его очаровательными глазками.

– Вот это в точку, – весело подтвердил Рун. – А это не корысть? Хотеть тобою любоваться?

– Нет. Это твоя мужская природа.

– Всё-то ты знаешь, любовь моя, – с юмором посетовал он.

– Феи мудрые, – поведала она счастливо.

– Пойдём, Лала, а то глазеют вон опять из-за оград, неловко, – проговорил Рун со смущением, заметив чужие любопытные лица.

– Ну и что, пусть смотрят. Разве ты не мой жених? – мягко попросила Лала. – Срази свою неловкость мечом любви ко мне, мой смелый рыцарь. Нет тут ничего недостойного, Рун. Обнять невесту на глазах у всех. Когда ей хочется твоих объятий.

– Да тебе всё время хочется, – вздохнул Рун. – За это и люблю.

– За это? – подивилась Лала.

– Ну, в том числе. Никто никогда не хотел быть со мной так сильно. Как ты. Согреваешь меня этим, – признался он. – Тянет тебя обнять, потому что знаю, ты счастлива будешь. От этого. От меня. Я люблю, когда ты счастлива.

– Спасибо, мой хороший, – тихо произнесла Лала с теплотой. Она отстранилась, взяла Руна за руку. – Пойдём уж. Не буду заставлять тебя краснеть. Мой суженый. Раз ты такой стыдливый у меня.

– Я тебе дома всё компенсирую, – пообещал он с улыбкой.

– Ну ладно, – согласилась Лала, одарив его обворожительным взглядом.

Они отправились дальше.

– Между прочим, Рун, есть много рыцарей, кто на войне бесстрашен, а с дамами теряется, робеет. Это так мило, – сообщила Лала радостно.

– Может быть, – кивнул Рун. – Я тебя удивлю, Лала, но есть много крестьян, кто и на войне теряется, и с дамами. Мне рыцарем никогда не стать. А на войну лучше не попадать. Я не знаю, каким я там буду. Вряд ли сильно смелым. Я же не воин. Я не умею толком меч держать. Смелый крестьянин на войне быстро умрёт. Это ратные люди, кто мастера в обращении с оружием, и понимают как действовать в бою, позволить себе смелость могут. Я на поле брани буду просто удобная мишень для кого-то.

– Рун, так неправильно, – промолвила Лала чуть осуждающе.

– Что неправильно, Лала?

– Принижать свою смелость. Когда ты с девушкой. Ты должен не дать ей сомневаться в своей смелости, тогда ей будет с тобой надёжно, она будет чувствовать себя в безопасности, защищённой.

– Прости, голубка моя. Я думаю, смелость сильно зависит от того, за что сражаешься. Если бы я защищал тебя, или бабулю, или дядю и его семью, я верю, я ни за что не отступил бы.

– Ну, так гораздо лучше, – похвалила Лала. – Спасибо, мой рыцарь. Мне приятно.

Вскоре они достигли храма. В деревне это просто небольшая постройка, нет в ней ничего величественного и величавого, как в больших городах, ни излишней высоты, ни вычурности архитектурных форм, ни украшающих элементов вроде лепнины, ни сияющих позолотой или ярким многоцветием куполов. Но всё же он сильно отличается от домишек вокруг. Они из круглых брёвен, он из обтёсанных в брусья, с ровными стенами, крашенными в синий цвет. У них кровли преимущественно из наколотых уложенных слоями в перехлёст, точно черепица, дощечек, у него строго четырёхугольная крыша из длинных гладких досок, выкрашенных белой краской, с башенкой-купальцем в середине. Дорожка к входу облагорожена с обеих сторон клумбами из цветов. Крестьяне у себя цветы не садят, это единственные клумбы вообще в деревне. Лалу необычные цветочки очень заинтересовали и обрадовали, но к сожалению рассмотреть их в деталях она не смогла, отец Тай словно караулил, сразу выскочил из дверей, одетый в праздничный обрядник, а с ним и все его помощники: юный ученик-послушник лет 14-ти, из монастыря присланный с год назад, старушка одинокая, давно добровольно взявшая на себя обязанности уборки у Тая и ряд его бытовых забот вроде готовки, зажиточный крестьянин Велим с женой Марой, наиболее щедрые постоянные благодетели-жертвователи храма, у них и работники, и сын старший, наследник, тоже уже женатый, за хозяйством приглядывают, позволяя частенько отвлекаться от дел земных на богоугодные. Ещё задумчивый старик без одной руки, бывший ратник по имени Мио, всегда с удовольствием берущийся за любую храмовую работу. Ну и несколько самых набожных бабушек, тоже по возможности подсобляющие Таю в уборке, стирке и прочих делах.

– Вы пришли! – радостно воскликнул отец Тай. Глаза его блестели. – Госпожа фея! Безмерно счастлив видеть вас в храме нашем. Я знал, что вы придёте, я не сомневался! Ведь феи добродетельны. А к небесам явиться на поклон. Смиренье выказать своё им. Это добродетель. Одна из главных в человеке. И в феях тоже, полагаю. Добро пожаловать. Вы веруете в Бога Небо? И сыновей его?

– Здравствуйте, святой отец, и вы все, люди добрые, – ответствовала Лала радушно. – Вы небопоклонники?

– Всё верно, – подтвердил отец Тай.

– В моей стране иная вера. Но вашу мы не отрицаем, – поведала Лала. – Мы верим в фею-праматерь. Однако её саму создали высшие силы, которые символизируют у нас примерно то же, что небо у вас, поэтому наши веры близки. В волшебном мире есть страны, где так же исповедуют небопоклонничество. Мы уважаем вашу веру. И ваших богов. Если вы позволите преклонить колени перед ними и вознести им молитву, я была бы рада. Святое место есть святое место. Душе в нём станет легче и спокойней.

– О как вы правы! – восторгу Тая не было предела. – Позвольте вам представить моих друзей, тех, кто печётся о душе сильней всего из здешней публики,